— Чего желаете, госпожа? — поклонилась девушка, когда за ними закрылась дверь комнаты.

— Не госпожа, а сестра, — хлопнула ее веером по плечу княжна. — Француз Шамполион сфинксов наших перекупить пытается. Мчаться кому-то туда надобно немедля, на перекладных. И Андрею Муравьеву тоже помощь может понадобиться, золотом. Что-то судьба бунтовать начинает. Прорицание новое надобно. Все, ступай. Карету мою возьмешь и гони. Кучер пусть через три часа возвращается, я обожду и матушку удержу.

Княжна Юлия обернулась к зеркалу, поправила чуть сбившиеся локоны и величественно направилась обратно в зал.

* * *

Ленинградская область, трасса Р-33, поселок Гарболово,

21 сентября 1995 года. 10:45

Алексей выскочил из деревни, добавил газу, разгоняясь до предела, за три минуты доехал по шоссе до россоха, повернул налево, промчался до озера, что открылось по левую руку, и двинулся направо, на заросший проселок. Здесь ему пришлось сбросить скорость километров до сорока — Дикулин несколько раз круто повернул, огибая оставшиеся с финской войны доты, поднялся на взгорок, спустился вниз, к озерцу метров ста в диаметре, но останавливаться не стал, а покатился по утоптанной тропинке, огибая водоем с правой стороны.

Еще один холм, еще один спуск, поворот вокруг поросшего чахлыми березками болотца. Тропинка стала песчаной; к счастью, осенняя сырость слепила песчинки в единое целое, и заднее колесо не зарывалось, как это нередко случается, по самую ступицу. Мотоцикл поднялся на пологий холмик, а затем осторожно скатился к показавшейся впереди воде, виляя между вцепившимися в землю узловатыми корнями сосен.

— Вот, — сказал он, заглушая двигатель и слезая со своего двухколесного друга. — Летом тут еще кто-то появляется, уж больно место хорошее. А по весне или осенью — и вовсе никого. Дорог нет, ближайший поселок в двадцати километрах. Без велосипеда или мотоцикла не доберешься.

— Да, хорошо, — согласилась Лена, перекидывая ногу через сиденье и снимая шлем. — Пахнет-то как!

Пока Алексей, прислонив «Ижа» к дереву, отстегивал резинки с багажника и снимал рюкзаки, она сбежала по песчаному откосу к воде, присела, похлопала ладонью по поверхности воды.

Противоположный берег, низкий и поросший густым кустарником, отступал от силы на полсотни метров, в длину озерцо имело метров семьдесят. Слева и справа густо росли кувшинки, но перед пляжем, образовавшимся внизу холма, вода оставалась чистой.

— Там, слева, ручеек вытекает, — сообщил, подойдя к девушке с топором в руках, Дикулин. — Говорят, впадает в Лемболовское озеро. Если застрянем, можем бросить бутылку с запиской. Глядишь, кто-нибудь выловит и придет на помощь.

— Да, люди сейчас отзывчивые, — согласилась девушка. — Не пройдет и пятидесяти лет, как кто-нибудь прочитает почту и обязательно поспешит на помощь.

— Зачем так печально? — усмехнулся Алексей. — Может быть, уже через десять. Как ни странно, но здесь ловится щука. Честное слово, два раза попадались. Говорят, здесь протоки есть подземные, и крупная рыба то ли из Лемболово, то ли вообще из Ладоги приходит.

— Да я вижу, Леша, место здесь хорошее, — кивнула Лена. — Когда тепло, здесь, наверное, вообще здорово. Жалко, моя «Тойота» не пройдет. Вот только вода… — Она опять сполоснула руки в озере. — На месте рыбы я бы в такую холодрыгу сидела в норке и клевать никуда не ходила. Это если ты надеешься что-то поймать.

— Потерпи полчасика, — попросил Дикулин. — Сейчас костер разведу — сделаю кое-что. Посмотрим, что ты скажешь тогда.

Он пошел за озеро, хорошо зная, где всегда есть хворост, и скоро вернулся с охапкой сухих сучьев. Несколько тех, что помельче, перерубил и собрал щепки, на паре палок сделал «елочку», все вместе уложил на скомканную газету, чиркнул спичкой. Когда газета занялась — положил сверху еще несколько сухих веток. Вскоре на старом кострище весело запылал новый огонек. Алексей выпрямился, достал из поясной сумки пакет со смесью медного купороса, горчицы, выдержанной четыре полнолуния в свете ночного светила, заговоренных на Ивана Купалу семян конского щавеля, черного мака и собранного в самый жаркий день пляжного песка.

— Стану, не помолясь, выйду, не благословясь, выйду в чисто поле, в широкое раздолье, — забормотал Дикулин. — Навстречу мне семь буйных ветров, семь вихоров и семь ветровичей. Пошли они на святую Русь зеленого лесу ломать, и на поле из кореня вонь воротить, и пещеры каменные разжигать. Вы, ветра, леса не трогайте, кореня не выдувайте. Вы взлетайте, ветра, ввысь, взгляните на чисто небушко, на жарко солнышко.

— Что это? — заинтересовалась девушка.

Дикулин трижды сплюнул через левое плечо, высыпал смесь в огонь. Послышался громкий треск, в пламени запрыгали зеленые искорки. Вверх взметнулось мутно-желтое облако.

— Смотри. — Молодой человек подошел к спутнице, обнял ее за плечо. — Смотри внимательно…

Облако взлетало все выше и выше, пока, спустя несколько минут, не прикоснулось к низким тучам. Те начали стремительно съеживаться, словно пенопласт, на который пролили свежий растворитель, и вскоре над озером появилась широкая рваная дыра, сквозь которую с чистого голубого неба вниз глянуло солнце.

— Что это было?

— Подожди, — остановил девушку Дикулин.

Он выкатил из разгорающегося костра уголек, затушил его в песке, затем растер пальцами в черную пыль. Перемешал с порошком из другого пакета, прошел от берега озера до верха холма и вернулся обратно к воде, очертив пылью широкую дугу, с помощью которой отрезал от прочего мира большой кусок пляжа с костром и мотоциклом. Остатки порошка вместе с бумагой Алексей бросил в огонь — над линией задрожал воздух, заклубился туман. Белесая стена поднималась все выше, пока не сравнялась с вершинами деревьев. Молодой человек снял косуху, кинул ее на песок возле костра, расстегнул рубашку. На пляже у озера стало быстро теплеть.

— Что происходит, Леша? — расстегнула молнию комбинезона девушка.

— Я хотел бы тебе кое в чем признаться, Аленушка… — Алексей расстегнул карман рюкзака, достал несколько стеклянных блюдечек, пакет молока, нарезанный крупными ломтями батон белого хлеба. — И я думаю, что лучше сделать это здесь и сейчас. Мне кажется, теперь ты не сочтешь меня ненормальным или не примешь мои слова за шутку. Понимаешь, в этом мире есть силы, которые плохо доступны объяснению и пониманию. Но они существуют. В этом мире живут существа, которые стараются не показываться на глаза обычным людям, которые не похожи на нас и способны на многое, недоступное нам. Я не всесилен. Просто я чуть-чуть приподнял покров тайны и научился дружить с теми, кто не желает быть замеченным.

Он остановился возле одинокой березки, у корней которой пышно разросся куст шиповника, поставил блюдце, налил в него немного молока, положил ломоть булки.

— Вы, берегини лесные, духи травяные, лесачи и лесавки, смоляные и зеленые. Подношение мое примите, едой моей угоститесь, за беспокойство не сердитесь. Я вам завсегда рад, и вы на меня зла не держите… — Молодой человек поклонился кустарнику, в котором послышались непонятные шорохи, и стал спускаться к озеру.