Нет, ты просто решила за меня. Если ты хочешь, чтобы Трей шел к своей мечте, разреши и мне идти к моей!

– Трея хоть за мечту не убьют!

– Меня тоже, потому что у меня есть мозги!

Джей подносит руки ко рту, будто молится создателю, чтобы не дал на меня броситься.

– Брианна…

– Мне не нравится, чего хочет от меня Суприм, – признаюсь я. Какая же мерзкая песня, ну правда! – Но это мой единственный талант. Я хочу читать рэп всю жизнь. Можно я хотя бы посмотрю, что из этого получится?

Она долго-предолго смотрит в потолок.

– Слушай, ма, – подает голос Трей, – мне тоже это все не нравится. Совсем не нравится. Но, похоже, у Бри есть уникальный шанс.

– Ага, шанс принести бабок Суприму.

– Что делать с ним и со всеми этими скандалами, мы еще придумаем, – говорит Трей. – Но слушай, ты серьезно хочешь, чтобы Бри всю жизнь гадала, что она упустила?

Джей постукивает ногой по полу и обнимает себя руками.

– Ваш папа…

– Делал ошибки, – продолжает Трей. – Бри тоже их делала…

Вот обязательно было об этом напоминать?

– Но я уверен, что ей хватит мозгов со всем разобраться. А ты?

– А я точно знаю, что хватит.

– Если знаешь, то почему все мне запрещаешь? – очень тихо спрашиваю я. – А то мне кажется, в меня совсем никто не верит.

В глазах мамы мелькает удивление, потом грусть, потом осознание. Она закрывает глаза и глубоко вздыхает.

– Хорошо, Бри, хочешь выступить на Ринге – выступай. Но если ты и там будешь вести себя как дура, я из тебя всю душу выну!

Она может, да.

– Согласна.

– Хорошо. И после этого концерта больше ты с Супримом не работаешь. Да я скорее сама стану твоим менеджером, чем доверю тебя ему!

Ну ни хрена себе…

– Э-э… ладно. Хорошо.

– Эй там, – зовет снизу дедушка, – ужин готов, а я проголодался! Тащите сюда свои задницы!

– Сам свое гузно куда-нибудь усади и помолчи, – осаживает его бабушка.

– О, эти чудесные звуки нездоровых отношений, – говорит Трей, выходя из комнаты. – А нам теперь все время это терпеть.

– Помоги нам Бог, – добавляет мама и тоже выходит.

Я напоследок еще раз оглядываю комнату. Да, с ней связано много хороших воспоминаний. А еще здесь я просыпалась посреди ночи от собственных криков: «Мамочка, не уезжай!» У плохих и хороших воспоминаний есть кое-что общее: они остаются на всю жизнь. Наверно, поэтому я так странно себя чувствую в этой комнате. И так непонятно отношусь к маме.

И знаете что? Может, это и нормально. И у нас все будет хорошо.

И у меня.

И вот мы вшестером сидим в столовой и передаем друг другу тарелки и миски. Пока Трей валялся у меня, бабушка выведала у Кайлы всю подноготную и дает нам краткую справку. Кайла, по ходу, святая – даже не возмущается.

– У нее два брата. Один старший, другой где-то ровесник Брианны, – вещает бабушка. – Мама преподает в какой-то частной школе, а папа электрик. Старик, я взяла его номер. Пусть починит фонарь на заднем крыльце.

– Никто не смеет чинить что-то в моем доме! – говорит дедушка. – Я сам!

– Ага, ага, он уже лет сто мигает. Трей, тебе досталась умненькая девушка. У нее хорошие оценки, она изучает маркетинг и на досуге успевает писать музыку.

– Ничего себе, – говорит мама, – можно одновременно учиться в университете и читать рэп?

Я даже взгляда не поднимаю.

– На самом деле сложновато все это совмещать, – признается Кайла. – Нужно как-то растянуть зарплату, чтобы и счета хватило оплатить, и на музыку оставалось. Я же независимый музыкант.

– О, независимая женщина! – улыбается дедушка, открывая себе газировку. – Так держать!

– Деда, она имеет в виду другое, – отвечает Трей. – Конечно, женщина она тоже независимая, но она хочет сказать, что не работает ни с каким лейблом.

– Совсем как наш сын перед смертью… Брианна, положи себе еще овощей! – командует бабушка.

– Боже… – шепчу я себе под нос. Сколько овощей надо есть, чтобы она посчитала норму выполненной? И потом, разве овощное блюдо должно наполовину состоять из копченой рульки?

– Эй, не приставай к Капельке, – говорит дедушка и чмокает меня жирными губами. – Она у нас мясоед, вся в деда.

– Нет, она просто упрямая, вся в деда, – отвечает бабушка.

– Кое-кто другой здесь тоже упрямый, – бурчу я.

– Хе-хе-хе! – смеется дедушка и протягивает мне кулак. Я стучу в него своим. – Моя внучка!

Он снова целует меня в щеку, и я хохочу. Мама недавно спросила, кто я такая. Кажется, я начинаю понимать.

Я упертая (и мелочная!), как бабушка.

Изобретательная и творческая, как дедушка. Эти слова недостаточно точно выражают его суть, но я, короче, такая же.

Я всегда говорю правду, как мама. И, наверно, такая же сильная.

Я люблю до боли, как Трей.

Много чего мне досталось и от папы, хотя я не он.

И Кайла, конечно, не член семьи (ну, пока что), но, может, однажды я смогу стать как она.

Я еще не знаю, кто я, но я – это они, а они – это я. И этого более чем достаточно.

Тридцать четыре

В четверг вечером Трей отвозит меня на Ринг. Его мама попросила. Сама она идти отказалась. Сказала, что боится покалечить Суприма, а мне оно не надо. Ну и одну из нас уже посадили, хватит.

Да, я решила попробовать. У нас все вроде бы налаживается, но кто сказал, что снова не придет какая-нибудь беда. И вообще, я что, дура – упускать такой шанс?

Мы едем по Саду. Трей открыл все окна «хонды» и врубил на полную мою песню. В окна влетает слегка морозный воздух – много недель назад, когда меня везла на Ринг тетя Пуф, он был такой же. И так же идеально сочетался с печкой машины.

– Ту-ту-ту-ту, и я взлечу, – бормочет Трей. – Вы бессильны, и я взлечу. Ту-ту-ту-ту-ту-ту, и вам крышка.

Семейный дар читать рэп прошел мимо него. Прямо за километр обошел.

С заднего сиденья хохочут Сонни с Маликом.

– О да, чувак, жги! – подначивает Сонни. – Жги, давай!

– Вперед, Трей! – добавляет Малик.

Я разворачиваюсь и испепеляю их взглядом. Богом клянусь, если не перестанут его подбадривать, убью.

– У меня четкий флоу, мелюзга, – заявляет Трей. – Мамкой клянусь, четкий!

С каких это пор он так выражается? Я натягиваю капюшон на глаза. Понятно, что он хочет меня подбодрить, но это какое-то позорище.

Тетя Пуф бы сейчас, впрочем, подбадривала меня точно так же. Только читает она получше.

Ехать без нее на Ринг как-то неправильно. Без нее вообще как-то неправильно. Она и раньше пропадала, и я за нее волновалась, но это совсем не то. Теперь я точно знаю, где она, но от этого почему-то только хуже. Будь она сейчас рядом, сказала бы мне расслабиться и задать всем жару. Именно это я и постараюсь сделать. У меня нет выбора: если я хочу контракт, нужно зажечь по полной.

Мы паркуемся у Ринга, и Трей наконец прекращает жалкие потуги закосить под рэпера. Сегодня на входе висит афиша, обещающая всем гостям «уникальный концерт нашей родной и любимой Бри».

– Офигеть, так мы все это время дружили со звездой? – поддевает меня Малик.

– Ха! Я пока только звезда гетто. Спасибо, что поехали со мной.

– Как мы могли такое пропустить? – отвечает Сонни. – Мы всегда с тобой, имей в виду.

– Буду иметь в виду. – Пусть даже это единственное, что осталось прежним.

Афтепати на парковке сегодня началась еще до концерта. Гремит музыка, народ понтуется тачками. Мне со всех сторон кивают и выкрикивают слова поддержки.

– Давай, Бри, прославь Сад! – кричит какой-то мужик.

– Всегда готова! – отвечаю я. – Восточный Сад рулит! – Шум нарастает.

Что еще я про себя знаю? Я – это Сад, а Сад – это я. Это круто, и я всегда буду этим гордиться.

– Привет, Бри! – раздается тоненький голосок.

К нам катит на велике Джоджо. В его дредах звякают бусины.

Да в смысле?

– Ты-то тут чего забыл? – спрашиваю я.

Он тормозит перед самым моим носом. Обожает, засранец, доводить меня до инфаркта.

– Хочу посмотреть твой концерт, – отвечает он.

– Ты один приехал? – спрашивает Трей.

Джоджо смотрит в землю и катает взад-вперед переднее колесо.

– Я не один, я с вами!

– Джоджо, ездить одному по темноте опасно!

– Я хотел послушать твою новую песню! Наверняка историческая ху… штука!

– Джоджо, – тяжело вздыхаю я.

– Ну пожа-а-а-алуйста! – Он молитвенно складывает