Наконец, на вершине лестнице, под самой аркой парадного входа появляется женская фигура в окружении свиты. Я узнаю Екатерину Фурцеву. На министре приталенное кремовое платье с элегантным бантом на груди. Ее непослушные светлые волосы собраны в замысловатую высокую прическу. «Екатерина Великая» разглядывает меня с обеспокоенным лицом.

В толпе как по заказу появляются журналисты, щелкают вспышки фотоаппаратов. Ребята усиливают свое скандирование. Ну, теперь меня точно запомнят! Даже если не пустят на прием.

Я вступаю на лестницу, начинаю медленно по ней подниматься. Мой вид шокирует всех. Москвичей, милицию, даже какого-то американского военного офицера… Последний пялится на меня, чуть ли не открыв рот.

— Алексей Русин — представляюсь я по ходу движения, и нахально протягиваю ему руку. Американец автоматически пожимает мою ладонь.

— Коммандэр Блэк. Это… — мужчина морщит лоб, с трудом подбирает слова — Это есть новый… совэтский молодежный стиль?

Коммандор смотрит на мои штаны, и тут в его взгляде проступает мучительное узнавание.

— Кубан барбудо?! — американец наконец-то узнает кубинскую форму.

— Здорово команданте Кастро вашим наемникам три года назад вломил! — я весело подмигиваю командору и продолжаю свой подъем.

Мою последнюю фразу слышит Фурцева. Я уже стою на ступеньку ниже «главнокомандующего изящных искусств СССР», смотрю в ее гневное лицо снизу вверх. Позади меня взбегают два милиционера, подхватывают под локти.

— Это что еще за клоунада?! — Фурцева возмущена, и ее можно понять. Ребята продолжают орать «Русин», дипломаты встали в «пробку» возле лестницы, вокруг особняка собирается все больше народа.

— Товарищ министр! — молодой милиционер справа хватает меня за рукав — Мы его сейчас уберем!

— Не уберете — спокойно отвечаю я — У меня официальное приглашение на прием.

Я протягиваю Фурцевой бумагу, стряхиваю с локтя руку милиционера. Министр автоматически берет именное приглашение, начинает его разглядывать. Я понимаю, что она в сильной растерянности. Гнев на ее лице сменяется любопытством, потом раздражением.

— Мама! — сквозь министерскую свиту пробирается Фурцева-младшая — Это же Алексей Русин! Я тебе про него рассказывала.

Сегодня Светлана действительно оправдывает свое имя — молодая женщина просто светится. Яркое белое платье с крупным цветочным принтом и с расклешенной юбкой до колена, рукав три четверти, короткие белые перчатки. Сумочка клатч и туфли на шпильке подобраны точно в тон синим цветам на платье Светланы. Волосы ее красиво уложены, на лице косметика — передо мной словно другой человек. И сейчас, когда сияющая, взволнованная Светлана стоит рядом со своей красавицей — матерью, их фамильное сходство на лицо.

— Я слышу, что Русин! И вся Москва слышит — Фурцева закипает — Это что за балаган?!

— Мама! — Света умоляюще смотрит на мать, попутно кося взглядом на мой милитари-стайл.

— Ну, заходи, Русин — сдается, наконец, Фурцева — Только чтобы без фокусов! Выгоню!

Ага, щаз… не сам я, так друзья помогут с фокусами. Милиционеры уже отступают, я оборачиваюсь к толпе, машу рукой. И вдруг ребята начинают вместо моей фамилии скандировать "стихи, стихи"! Ох, как же они не вовремя со своей инициативой… Но делать нечего.

Вдохнув воздух, я спускаюсь на пару ступенек и, обращаясь к толпе, громко декламирую из Рождественского:

Окружающие замолкают, наступает полная тишина. Даже дипломаты перестают переговариваться. Вот будет им, что рассказать в своих посольских телеграммах.

Развожу широко руками.

Закидываю голову, смотрю в вечернее небо:

Сначала раздаются робкие хлопки "метеоритов", но вскоре они переходят в оглушительные аплодисменты толпы. Я вежливо кланяюсь и, не обращая внимания на оторопевших чиновников, хватаю раскрасневшуюся Свету под локоть. Уверенным шагом вхожу в особняк.

— Надо выпить! Срочно. — Света быстро идет по большому залу в рыцарском стиле — камин, оружие на стенах… Мельком вижу группы людей в костюмах и смокингах, блеск орденов… И здесь я — такой весь в милитари, с беретом небрежно засунутым под мягкий погон на левом плече.

— А тебе можно? Ты же кормишь ребенка грудью.

— Сцежу вечером — краснеет девушка.

Псевдоготика в следующем зале сменяется ампиром. Дальше идут арабские и китайские мотивы. Сплошная эклектика. Да… Кучеряво жила русская буржуазия перед революцией. А ведь Морозовы этим революционерам деньги подкидывали. Видимо хотели на двух стульях усидеть. Не получилось. Неблагодарные большевики всех пустили под нож.

В одном из залов установлена барная стойка, возле которой отирается несколько людей. Светлана смело проходит мимо очереди, жестом подзывает бармена в черной жилетке.

— Что угодно? — по-старорежимному спрашивает молодой парень.

— Мне шампанского бокал, полусладкого. А моему спутнику… — Фурцева-младшая оборачивается ко мне — Леш, ты что будешь?

Небольшая очередь удивленно разглядывает даже не нас, а конкретно меня, но дисциплинированно молчит. Судя по костюмам — иностранцев тут нет, одни советские чиновники.

— А что есть? — я делаю шаг к стойке.

— Все есть. Водка, виски, мартини, вина разные — белые, красные, розовые…

— Бокал мартини с тоником.

Пока бармен наливает, Света ничуть не стесняясь окружающих, начинает расспрашивать меня про одежду, ставя меня этим в неловкое положение. «А это что? А это откуда?». Вся очередь с интересом «греет уши». Чувствую себя очень некомфортно. Фабрикантов Морозовых давно уже нет, а вот барские замашки нашей элиты продолжают процветать в их особняке.

Получив свои бокалы, мы начинаем не спеша прохаживаться по залам. Фурцева-младшая знакомит меня с какими-то иностранными дипломатами, немецкими деятелями культуры, чьи фамилии мне ничего не говорят. Прокалывать память я опасаюсь — а ну как потеряю сознание, или пойдет кровь из носа? Разговоры в компаниях незнакомых людей не складываются — все пялятся на меня, словно на ряженую мартышку, и разговоры крутятся лишь вокруг моей одежды. Каждый пытается узнать, что это за новая мода, и почему у меня рядом с комсомольским, приколот необычный значок с изображением Метеорита. Приходится рассказывать всем о поэзии, но это мало интересует иностранцев, да и наших чиновников.