Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Батюшка, угощавшийся мясом, был не простым съехавшим с катушек. То, что он заступился за Виталия, а выглядело это именно так, говорило, что между ними налажен хоть какой-то контакт, который необходимо было развивать. Человек, стоящий напротив него, наверняка является лидером той толпы сумасшедших, что сейчас мельтешит за окном, не решаясь проникнуть в дом через окна. То, что они были на это способны, Виталий не сомневался, видел, как они нападают на автомобиль, а там стёкла куда покрепче. Но человек в рясе каким-то образом останавливает всю эту толпу, а значит, имеет непререкаемый авторитет среди них.
- Я, Виталий! – представился он, прижав раскрытую ладонь к своей груди, затем, резко опомнившись, опустил ствол пистолета в пол.
Мужчина, продолжая жевать, посмотрел на хозяина дома - наверняка среагировал на его голос. Его взгляд поражал Виталия, он словно смотрел сквозь него, совершенно не фокусируясь на его лице. Затем неожиданно прекратив шевелить бородой, пережёвывая пищу, резко выпрямил руку в его сторону, в которой находилась чёрная книга. Толстая, увесистая книга, пролетев пару метров, в считанные доли секунд, ударилась в ладонь, прижатую к груди Виталия, выбив из его лёгких воздух, заставив сделать пару шагов назад, после чего упала на пол. Удар был настолько сильным и неожиданным, что палец на спусковом крючке непроизвольно сократился, произведя выстрел из пистолета в пол. Это очень сильно напугало Виталия, казалось, звук выстрела в закрытом помещении спровоцирует священника к нападению на него. Но всё обошлось, батюшка, как ни в чём не бывало продолжил грызть целлофан, в котором осталась лишь красноватая жидкость.
Если бы батюшка накинулся на него вслед брошенной им книги, то Виталий, наверное, не раздумывая, пристрелил бы его. Но мужчина в рясе остался на месте, схватив теперь уже двумя руками очередной кусок мяса, лежащий на краю печки. Переведя дух от неожиданной выходки священника, Виталий нагнулся, стараясь не делать резких движений и не отводя глаз от сурового священника, поднял с дощатого пола чёрную книгу. Её странницы были испачканы кровавыми разводами, это он сразу ощутил, только прикоснувшись к ней. Резко опустив глаза и только лишь мельком взглянув на книгу, Виталий тут же узнал данный труд многих веков, в его руках лежала библия, а именно «Старый Завет».
Он хорошо знал эту книгу. В детстве ему частенько приходилось читать набожной маме, выдержки из неё, а став постарше, ему пришлось ознакомиться с данным трудом полностью. Всё это ради мамы, а если быть точнее по её прихоти, для неё каждодневное чтение библии Виталием являлось частью воспитательного процесса своего единственного сына. Только намного позже он понял, что его мама, неуверенная в себе женщина, таким образом пыталась самоутвердиться, пытаясь сделать из своего мальчика, истинного христианина, с кротким характером, послушного, имеющего будущее, но только лишь в загробной жизни. И она ведь действительно считала, что таким образом спасает сына.
«Ну, что мама, спасла?» - мысленно обратился Виталий к своей маме, которая, наверное, находилась в своей квартире, посреди сошедшего с ума города, верить в то, что она могла стать одной из желтолицых тварей ему не хотелось.
После того, что он делал, а именно убивал людей, ел их тела, его вряд ли ждёт рай, если таковой вообще существует. Личность Виталия представляла собой двойственную натуру. Первая действительно, как и хотела его мама была набожной, тонкой натурой, которая верила священному писанию беспрекословно, частенько обращаясь к богу, несмотря на совершённые им грехи. Вторая половина, являясь атеистом, была подвержена всем грехам человечества, что полностью противоречили первой личности. Самым страшным вожделением второй личности было человеческое мясо, добывая которое приходилось совершать смертный грех. Но Виталий не считал себя маньяком, так как убивал свои жертвы не потому, что желал их мучений, наслаждения страхом беззащитной жертвы или из-за его полового влечения. Эти убийства были лишь следствием желания добыть, как ему казалось, жизненно необходимый продукт в виде человеческого мяса. Ведь он действительно испытывал физический дискомфорт, слабость, ломоту в мышцах, непреодолимую жажду, если лишался возможности хотя бы раз в день съесть пускай и небольшой, но кусочек человечины. Эта жажда была настолько сильной, что терпеть эти мучения было выше его сил. Он не испытывал удовольствия от самого процесса убийства, лишь разделка острым ножом трупа, приносила наслаждение. Только поэтому он старался убить быстро, чтобы жертва не успела начать умолять его о пощаде, так как сомневался, что сможет с этим справиться, и первая милосердная, глубоко верующая личность в этот момент не возьмёт над ним верх.
Закрыв толстую книгу и открыв её толстую, переплетённую хорошо выделанной кожей обложку, Виталий заметил на форзаце надпись, сделанную простой шариковой ручкой. Самого написанного было сложно разобрать, так как кто-то сильно перепачкал её кровью, которая уже впиталась в бумагу и высохла. Снизу данной надписи, была подпись и расшифровка, заключённая в скобки. Расшифровка гласила «Архимандрит Евстафий».
Насколько Виталий помнил, архимандрит - шишка знатная в православной церкви. Он всего лишь раз видел столь высокий чин, будучи паломником вместе со своей мамой, коих у них с мамой в его детстве и юношестве было немало. В девяностых годах это было популярным событием. Одеяние стоящего перед ним священника не соответствовало такому чину, а значит, эта книга была подарена ему этим самым Евстафием, который, наверное, пользовался авторитетом у человека, стоящего возле печки и поедающего сырое мясо вместе с пакетом, в котором последнее лежало. Не спроста же этот мужчина в рясе, даже сойдя с ума не выпускал книгу из рук, дорожил ею долгое время, судя по потёртостям на кожаной обложке.
Виталий помнил, что архимандрит, передвигаясь вдоль преклонённых людей, был одет в чёрную монашескую одежду. Но она сильно отличалась от повседневной одежды православных монахов, так как была украшена золотыми полосками, золотыми звёздами, вышитыми на скромном на вид одеянии. А ещё у того архимандрита был в руках позолоченный посох, который выглядел массивным и тяжёлым.
В голове мелькнула шальная мысль, поэтому Виталий огляделся вокруг. В углу печки с его стороны, висели на гвоздиках, стояли прислонённые к стенке, железные совки для уборки пепла из топки и поддувала, несколько видов кочерёг, а также лопата для уборки снега, лом с приваренным топорищем, чтобы легче было отбивать лёд на крыльце. Вот именно этот лом он осторожно, стараясь не делать резких движений, взял в руки. Удерживая его, словно