Как ни странно, иудеи – наиболее успешные посредники между Востоком и Западом – стали адептами этой незаконной формы религии, по каким бы причинам это ни произошло: то ли из желания получить выгоду, то ли из пропагандистского усердия превзойти языческие религии в том, что считалось проявлением силы (как позднее христианские экзорцисты старались превзойти иудейских и языческих конкурентов), то ли из-за своих синкретических возможностей, сохраняя при этом свою собственную сущность; из-за древности их религии и видного места, которое она занимала среди восточных религий; уникального места, которое отводилось Яхве из-за бескомпромиссного монотеизма, не допускавшего существования ни богини, ни сына, ни божествспутников, отвлекавших от его величия. Ни одно божество не котируется столь высоко и не встречается так часто в магических заговорах, как «Яхве» во множестве искаженных форм, так же как «Бог Авраама», «Бог Исаака», «Бог Иакова». Иудеи были известны своей способностью толковать сны, управлять силой заклинаний и делать любовные напитки, на которые был огромный спрос. Некоторые из тех, что сожгли свои заклинательные книги в Эфесе, были иудеями; Элима и сыновья Скевы изображены Лукой как иудейские колдуны. Иудеи пользовались уникальной репутацией экзорцистов по всей империи [961] .

Господствовавшая тогда магия не была примитивным местным колдовством греческого и римского суеверия, но якобы научной, полурелигиозной магией, которая культивировалась столетиями на Евфрате и на Востоке [962] . Запад так же мало верил в магию, как и в свою государственную религию. Поэтому в средиземноморский мир вторглась троица восточных религий или квазирелигиозных сил, которые в союзе грозили уничтожить все, что им противостояло: мистерии, астрология и магия. Религии мистерий уступали магическим практикам из-за их недуховного понятия о божестве и связи человека с Богом; маги, в основном восточного происхождения, прибегали к литургиям и религиозным формулам и божественным именам мистерий и иудаизма, поскольку они обладали большим священным авторитетом, чем западные религии. Магия также требовалась как средство освобождения от вездесущего дуализма того времени, который сделал землю и небо сценой борьбы между демоническими силами: она стала одним из основных орудий в религиозном арсенале того времени для борьбы с влиянием демонов. Астрология заковала Древний мир в детерминизм, от бремени которого человек искал спасения в мистериях и магии. Таким образом религии мистерий искали способа спастись от капризных выходок Фортуны, от разнузданной воли демонов и от давящего чувства фатализма, которое шло рука об руку с астрализмом. Астрология также завоевала себе право на членство в этой восточной компании, направляя внимание людей на небесные области света, в которых среди семи планет (Солнце, Луна, Меркурий, Сатурн, Юпитер, Марс, Венера) господствующее положение занимало Солнце – источник света и жизни. Так семена солнцепоклонничества, или, по меньшей мере, особого почтения, оказывавшегося Солнцу, уже присутствовавшие в религиях Греции и Рима, развились под влиянием восточных учений в солнечный монотеизм, в котором умирающее язычество пыталось найти выражение религиозному инстинкту монотеизма. Восточные культы уцепились за эту тенденцию той эпохи, как и за многие другие; они шли с ней рука об руку и пропагандировали ее, поскольку она была выгодна для их собственной пропаганды. Запад, попав под чары астрологии, также выразил и определенную реакцию на нее. Придя в контакт с греческой наукой математикой, астрология стала принимать характер астрономии, и этот контакт повлиял как на религию, так и на ее сородича – магию. На религию «она оказала почти такой же эффект, как тот, что произвели открытия Коперника в XVI веке и Дарвина в XIX веке. Каждая религия греко-римского мира, пытавшаяся завоевать популярность у народа после открытий Гиппарха, принимала во внимание семь планетных сфер, которые, как предполагала геоцентрическая теория вселенной, окружают землю, и даже те, что появились раньше, как зороастризм и иудаизм, поспешили принять ту же точку зрения на Вселенную и преобразить детали своих учений в соответствии с ней» [963] .

Пример такого влияния астрологии на религию – семь одежд Исиды, лестница с семью ступенями и семь алтарей мистерий Митры, семь Амеша-Спэнта в «Авесте» и семь дней в иудейской неделе. В магии «семичастное деление вещей предполагало, что у каждой планеты есть особый, посвященный ей металл, драгоценный камень, животное и растение, которые были в распоряжении магов, – совершенно новый способ принуждения, который приводил к бесконечным комбинациям; по той же самой причине определенные заклинания, как предполагалось, действовали только при определенном положении звезд» [964] .

Когда мы представим себе мощное и популярное сочетание мистерий, астрологии и магии, мы легче сможем представить себе то, о чем говорил святой Павел [965] : «Потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных» [966] , а также его торжествующее «Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем» [967] – такое Евангелие заставило многие сердца пылко возгласить «Аллилуйя». Один ранний апологет [968] сказал о христианах: «Мы выше судьбы и вместо блуждающих демонов знаем одного Господа неизменного». Одно лишь христианство осмелилось противостоять астрологии [969] . Оно осмелилось пойти непопулярным путем, но астрология значительно уступала магии, с которой обрядовая сторона раннего христианства была слишком тесно связана, что так расходилось с концепцией Иисуса. Идея магической эффективности была глубоко укоренена в язычестве: когда язычники стали массово переходить в христианскую церковь – поскольку ее успех казался обеспеченным, или поскольку ее Искупитель так превосходил демонические силы, – они принесли с собой магические или квазимагические концепции, которые заразили христианскую теологию и культ. Однако если христианство и не вышло целым и невредимым из конфликта с магией, оно оказало Древнему миру огромную услугу, устранив ужасы магического искусства и указав людям на чисто духовное представление об их связях с божеством: «Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине» [970] . Соперники и предшественники христианства принимали народную точку зрения и участвовали в магических практиках того времени. На самом деле восточные культы стремились возвысить положение мага и дать ему в руки более эффективное оружие. Результат был тот же, как если бы Павел поощрял стремление к тем самым экстатически-психопатическим явлениям, которые так ценились в Коринфе, а не опыт пребывания в духе, который способствовал святости; или как если бы наш Господь поздравлял учеников, которые возвращались с головокружением от успеха своего экзорцизма вместо того, чтобы говорить: «Однако же не радуйтесь тому, что духи вам повинуются, но радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах» (Лк., 10: 20).

Каждая живая религия должна принимать во внимание дух времени; она должна интерпретировать Zeitgeist. Однако живая религия не должна приспосабливаться к духу времени: она должна его преобразовывать. В этом христианство преуспело – не абсолютно, но гораздо больше, нежели его соперники, которые слишком снисходительно относились к господствующим концепциям и практикам. Астрология своим тираническим фатализмом заставляла людей обращаться к магии, чтобы с помощью теории всеобщей симпатии бороться со зловещим влиянием астральных божеств, в то время как магия, в свою очередь, приводила людей в религии мистерий. Если бы мы только могли представить себе, каким тяжким бременем была астрология и каким постоянным кошмаром была магия для греко-римской эпохи, мы могли бы лучше понять успех религий мистерий и то, почему христианство было таким привлекательным, как религия искупления par excellence. Но «возможно, мы лишь в неполной степени представляем себе губительное влияние астрологии и магии в последнюю эпоху языческой Античности. Эти суеверия господствовали везде, и, если не считать иногда стимулирующего интереса к небесным телам и в меньшей степени – к физике, они творили абсолютное зло» [971] . Магия оказывала свое зловещее воздействие не только в ее самых грубых формах – некромантии и составлении любовных напитков и т. п. [972] В отношении к религии она оказывала наиболее вредное воздействие, привлекая людей к религии по низким и сомнительным мотивам: они приходили за хлебами и рыбами – теургией и экзорцизмом, чтобы обеспечить себе любовное завоевание или обнаружить преступника; чтобы увидеть чудеса и знаки, даже чтобы найти средства вызвать смерть врагов [973] . Однако магия, как выродившаяся форма религии, основывается на «понятии, что возможно вместо умилостивления принуждать духовные силы» [974] . Основным средством достичь этого был гнозис, или же истинное знание их истинного имени, правильных формул и официально предписанных форм обращения. Эта вера вызвала к жизни эзотерическую доктрину, или Disciplina arcani, которая сводила полное благо религии к тайному обществу посвященных, чье знание божества и его действий нельзя было подробно открывать посторонним. Религиозные обряды стали монополией немногих привилегированных лиц, которые обладали ключами от Царствия Небесного.