желании быть наготове, если герцогу потребуется исполнять обязанности временного регента. Их подозрения в том, что дядя принца Филиппа, лорд Маунтбеттен, попытается повлиять на молодую королеву Елизавету II, были настолько сильны, что Виндзоры и де Курси всерьез восприняли идею мягкого государственного переворота. В этом случае регентства не будет, и любая возможность для герцога повлиять на ситуацию отпадает.* * *

В августе 1950 года Виндзоры были приглашены на вторую свадьбу Германа Роджерса – Кэтрин умерла в мае 1949 года[634]. Его новой невестой стала вдова Люси Ванн. Чего герцог не понимал, так это того, что Уоллис, сама давно влюбленная в Германа, все еще имела на него виды. «Нет никаких сомнений в том, что эти женщины были соперницами в любви, – вспоминала невестка Люси Китти Блэр. – Обе хотели Германа. Уоллис вцепилась бы в него и велела герцогу убираться»[635]. Уоллис ясно выразила свои чувства, сказав Люси Ванн: «Ты ответишь за все передо мной, если с Германом что-нибудь случится. Он единственный мужчина, которого я когда-либо любила».

«Как мило со стороны герцогини», – ледяным тоном ответила Люси[636].

«Ее скука в собственном браке обострилась, и она уже не была такой сдержанной, как раньше, когда дело доходило до сокрытия своих чувств», – говорит один из друзей Виндзоров[637]. Не сумев отговорить Германа от женитьбы на Люси, Уоллис попыталась отомстить другими способами. На свадебном подарке – старинном серебряном подносе – была надпись: «Герману Ливингстону Роджерсу по случаю его свадьбы 9 августа 1950 года от Эдуарда и Уоллис». Никакого упоминания о Люси и неправильной дате[638].

Утром в день свадьбы, дата которой была перенесена в угоду Виндзорам, как раз в тот момент, когда Люси направлялась в мэрию на гражданскую церемонию, Уоллис начала дергать за воротник подвенечного платья Люси. «Мы не можем допустить, чтобы ты сегодня так выглядела! – Она тянула и крутила атлас, пока он не стал совершенно бесформенным. – Вот! – сказала она. – Так-то лучше!»[639]

Прием должен был состояться между 18 и 19 часами, и Виндзоры привлекали внимание не меньше, чем молодожены. Когда они не прибыли к 18:15, гости начали расходиться. В 18:45 появились Виндзоры, утверждая, что они были со своим архитектором. «Но Уоллис, он был на нашем приеме», – сладко сказала Люси[640].

Позже, за ужином, Уоллис монополизировала Германа, предложив им вместе побеседовать по-китайски. Герман, все еще свободно владевший языком, но знавший, что в ее лексиконе от силы три слова, и не желавший быть втянутым в игры, притворился, что забыл язык. Ее прощальным выстрелом было затолкать герцога в их машину и уехать, оставив жениха и невесту самостоятельно добираться домой[641].

Герцог и герцогиня продолжали интриговать тех, кто с ними встречался. Диана Купер, обедавшая с ними в октябре 1950 года, позже писала:

«Уоллис ужасно оживлена, и я почему-то не думаю, что дело в выпивке – скорее, в амфетаминах. Она неловко твердит одно и то же… Я разговаривала с герцогом после ужина (особая мука) о Багамах. «Видите ли, мне было несколько непросто. Я был Королем-императором, и вот я третьесортный губернатор». Он произносит такие вещи так просто – без удивления, без смеха, без кавычек»[642].

«Когда они вместе, они похожи на два автомата. У них нет близости – они редко говорят о чем-то серьезном. Они дрейфуют», – отметил Сесил Битон в своем дневнике. И добавил:

«Тем временем принц счастлив в своих отношениях с ней. Он полностью зависит от нее. Это отношения матери и любовницы. Она заботится о нем, как о ребенке, и в то же время развлекает его, как в те дни, когда он был принцем, приходящим к ней домой отдохнуть в конце долгого дня. Теперь Уоллис дает ему противоядие от тяжелой работы, но у него нет никакой тяжелой работы. Ему нечего делать. Герцогиня почти сошла с ума, пытаясь найти способы развлечь его. У герцога нет никаких интересов. Он думал, что ему скучно быть членом королевской семьи, и с тех пор у него нет причин считать, что он перестал скучать. У него нет интеллекта. Он никогда не открывает книгу, и во многих отношениях его память ухудшилась. Паровые ванны и бренди сделали его очень слабым. Годы, проведенные в качестве принца, пролетели в мгновение ока. У него память «машиниста поезда» на места, которые он посетил, но он ничего не помнит о том, что произошло ни в одном из них»[643].

Так наступила эпоха Странствующих Виндзоров.

Глава 19. Тайные дела

В мае 1950 года пара отплыла из Нью-Йорка во Францию на «Куин Мэри». С ними был Джимми Донахью, тридцатипятилетний наследник состояния Вулворта и двоюродный брат американской светской львицы Барбары Хаттон. Виндзоры познакомились с Джимми и его матерью Джесси в Палм-Бич в начале войны через общего друга Хью Сефтона. Уоллис посадили рядом с Джимми за обедом 18 апреля 1941 года – и дружба развивалась в течение следующего десятилетия, чему способствовал тот факт, что Донахью всегда платили по счетам.

У Джимми было несчастливое детство – его отец покончил с собой в 1931 году, вероятно, из-за гомосексуализма сына, который тот скрывал возмутительным поведением и поиском внимания. Любимым его трюком на вечеринках было положить свой пенис на тарелку и попросить официанта нарезать его тонко. По слухам, его семья держала адвоката на связи 24 часа в сутки, чтобы вытащить его из самых опасных передряг. Ходили слухи об оргиях в поместье его матери в Палм-Бич, кастрации любовника и полицейских расследованиях в отношении мальчиков по вызову и употребления наркотиков.

Кроме танцев в хоре музыкальной комедии «Горячий и озабоченный», у Джимми никогда не было работы, разве что в качестве придворного шута. Теперь у него был свой двор, герцог и герцогиня были очарованы его жизнерадостностью и мастерством рассказчика. Джимми заинтриговал Уоллис своим непредсказуемым