Это оказалось началом конца. Если раньше лишь некоторые пехотинцы бежали, а остальные пытались, отступая, сохранить видимость порядка, то теперь они кинулись прочь сломя голову. Кому охота быть затоптанными своими же? Увидев панику в тылу, зажатые между холмами, теснимые табальцами штурмовые колонны забились, как рыбина в бредне, начали бросать оружие и поднимать руки. Лишь две или три роты, скорее всего благодаря опытным командирам, продолжали слаженно отходить, огрызаясь и отстреливаясь.

Арбалетчики из четырех не захваченных редутов перенесли стрельбу на латников, безо всякой жалости выцеливая коней, отыскивая малейшие щели в доспехах… Правое крыло атакующего клина начало отворачивать от холмов, навалилось на своих же, смешало строй. Конница скучилась и окончательно завязла в пехоте, потеряла боевой задор прежде, чем выплеснула его на врага.

Антоло повернулся к штабистам:

– Я не хотел бы опережать события, господа, но мне кажется…

– Да что там может казаться! – воскликнул дель Косто, открывая в улыбке крепкие белые зубы. – Это победа, господа!

– Не побоюсь этого слова… – осторожно заметил дель Граттио. – Но разбить армию врага на поле сражения мало. Ее нужно уничтожить полностью. Чтобы во веки веков у барнцев желания не появилось сюда соваться. Не так ли, господа?

– Обязательно! – кивнул Антоло. – Обоз горит. Пехота бежит. Нужно предложить хорошие условия плена всем, кто сдается добровольно.

– Верно, – согласился делла Нутто. – Почетный плен для офицеров и мягкое обхождение для солдат. Через месяц они будут ротами записываться в нашу армию. Молодец, генерал Стальной Дрозд. Слава Стальному Дрозду!

– Слава Стальному Дрозду! – во все горло заорал полковник дель Косто.

К нему присоединился ди Граттио и немного позже граф ди Полларе.

Антоло стоял и не верил. Нет, эта победа слишком чудесна, чтобы не быть случайностью… И уже вечером, принимая капитуляцию от барнского генерала, Энлиля доль Гобарро, потерявшего всякую спесь, выглядевшего будто мокрый кот с обвисшими усами и потухшим взглядом, молодой человек вспомнил экзамен по астрологии и гороскоп, предрекающий ему три великие победы на поле брани. Может быть, это была первая из них?

В Аруне зацвели яблоневые сады. Окутали бело-розовыми душистыми облаками села и предместья. И хотя холодный ветерок частенько напоминал об ушедшей зиме и морозах, все чаще и чаще припекало солнце. Хотелось сбросить тяжелый плащ, расстегнуть на груди кафтан и дышать…

Победоносная армия Барна шла по стране, штурмуя крепости, выкорчевывая гарнизоны из фортов, освобождая арунитов от тяжкого наследия Империи. Ведь всякому здравомыслящему человеку ясно: уголовный сыск, суды, таможня, сборщики налогов, армия, городская стража – суть зло, ограничивающее права и внутреннюю свободу личности. А свобода нужна. Свобода и национальное самосознание. Вот братский народ Барна и помогал Аруну обрести это самосознание, а вместе с ним и независимость от Аксамалы. Многие, слишком многие аруниты находились еще во власти предрассудков – мол, единая страна сильнее и способна надежнее защитить будущее своих граждан, чем полтора десятка мелких. С такими приходилось бороться без пощады. Но полевые суды, виселицы вдоль дорог и показательные порки в конце концов сделали свое дело. Север провинции не только снабжал барнцев фуражом и продовольствием, но даже пополнял ряды солдат. А вот юг предстояло еще просветить…

Барон Фальм с недавнего времени приказал накрывать стол для завтрака на свежем воздухе. Зачем тесниться в пыльном шатре, если цветут сады, гудят пчелы, солнце ласкает нежными лучами все еще побаливающее ухо, искалеченное ударом кистеня?

Складной столик всегда застилали чистой льняной скатертью. Его милость любил чистоту и опрятность. Но прислуживал за едой всегда один-единственный ординарец – господин барон презирал роскошь и терпеть не мог излишества. За поданное к завтраку вино мог отправить солдатские нужники чистить. До полудня – ни-ни.

Т’Исельн дель Гуэлла, напротив, от вина не отказался бы, но никогда не пытался навязывать свои правила. К чему? Он предпочитал действовать исподволь, добиваясь порой результата быстрее, чем кто-либо, привычный к кавалерийскому наскоку. Среди его жизненных правил одним из важнейших всегда было: пусть все думают, что события развиваются сами по себе, когда они узнают, что плясали под твою дудку, будет поздно что-то менять. Вывести его из состояния душевного равновесия удавалось не всякому. Даже когда барон показал себя на берегу реки в истинном виде – обернулся котолаком, в мгновение ока расправившись с двумя опаснейшими убийцами, – дель Гуэлла и глазом не моргнул. Он с учтивой улыбкой поздравил Фальма, утирающего кровь с бороды и усов, с победой над злейшими врагами. Одного из убийц т’Исельн узнал сразу – Мастер, соображения о личности второго – загорелого, вислоусого аксамалианца – пришли позже, когда его труп уже сбрасывали в реку. Наемный убийца на прикорме у Старика, айшасианского шпиона. Дель Гуэлла слышал о нем много лестного: честен, надежен, работает чисто и не слишком часто – не платит десятину в гильдию, заказ выполняет, только если нуждается в деньгах. Кажется, его звали Розарио…

Но нынче господин т’Исельн вышел к завтраку взволнованным и с опозданием, чего за ним никогда не водилось. Барон уже отбросил скорлупки двух варенных всмятку яиц и принялся за запеченного с пряностями цыпленка, а фра Ростель намазывал янтарно-желтым маслом толстый ломоть хлеба, прихлебывая из кружки горячий настой ягод шиповника. Халль глодал цыплячью ножку, бросая на Фальма взгляды, исполненные жгучей ненависти. Мальчик не собирался морить себя голодом – мертвый отомстить не может.

– Что произошло, господин дель Гуэлла? – пошевелил усом барон, примериваясь к половинке птичьей тушки.

Т’Исельн уселся, пододвинул к себе тарелку, молча уставился на ровный брусок масла со «слезинкой» на боку.

– Господин дель Гуэлла! – возвысил голос Фальм. – Вы меня слышите? Вы здесь? Вы с нами?

Фра Ростель вытер жирные губы тыльной стороной ладони, заслужив презрительную гримасу барона, и открыл было рот, чтобы ляпнуть, по обыкновению, незамысловатую шутку, но тут т’Исельн поднял глаза:

– Я здесь, ваша милость, но я благодарен вам за заботу.

– Что случилось, демон меня раздери! – Фальм отложил цыпленка. – Своим постным видом вы портите мне удовольствие от еды. А ведь завтрак важен для успешного дня как ничто иное! Ну, разве что обед может с ним сравниться… Не так ли, мой мальчик? – Он подмигнул Халльберну.

– Вы бы в таком случае закончили трапезу, господин барон… – Привычное насмешливое настроение начало потихоньку возвращаться к дель Гуэлле, но правая рука, стиснувшая серебряную ложечку, заметно подрагивала. – Боюсь, останетесь голодным. Так и весь день насмарку пойдет.

– Да неужели? – приподнял бровь Фальм. – А что случилось, позвольте поинтересоваться? Император воскрес? Великий Круг магов Сасандры возобновил свою деятельность? А может быть, к вам мара[34]ночью приходила?