– Мне достаточно было перекинуться с тобой парой фраз, и я понял, как чертовски ты напуган, – пожал плечами Сударев.

В руках у него ничего не было – ни ножа, ни пистолета, и Федор подумал, что подонок, вероятно, собирается задушить его голыми руками.

– Твой испуг позволил мне сделать вывод, что ты еще никому ничего не рассказал. Я ощутил твое одиночество, Буколев.

Федору было противно от сознания, что эта сволочь смогла так легко его раскусить, и он решил сменил тему.

– Как ты очутился здесь раньше меня?

– Проще простого, – самодовольно усмехнулся Сударев, откровенно наслаждаясь своим превосходством. – Сначала ехал за тобой, а как только понял, куда ты направляешься, срезал путь и, как видишь, успел немного подготовиться. Ну, теперь твоя очередь – рассказывай, как же ты меня вычислил?

– Зачем мне тебе рассказывать? – Федор отчетливо понимал, что тянуть время бессмысленно. Пока еще Тарасов распрощается с хозяйкой ресторана, пока решит позвонить, пока сообразит, что он не отвечает… Но даже когда сообразит, что предпримет?

Подумав про мобильный, Федор шевельнулся, пытаясь определить, на месте ли тот.

– Я спустил твою симку в унитаз, – мгновенно отреагировал на его движение Сударев.

«Выходит, у него действительно звериное чутье, – вяло подумал Федор. – Видит людей насквозь. Или это он лишь со мной такой умный? Только потому, что я оказался никудышным сыщиком».

Федор вспомнил о Марине. Кажется, ей придется пережить еще одну потерю. В том, что для нее это будет непросто, он не сомневался. Он знал, что нравится ей по-настоящему. Несмотря на наличие мужа…

«Она наверняка будет винить в случившемся себя, и чувство вины поселится в ее душе до конца дней», – подумал Федор.

Ему стало так остро жаль Марину, что он снова застонал.

– Что, больно? – сочувственно спросил Сударев и покачал головой. – А не надо было совать свой нос, куда не следует. Ну, давай – рассказывай, как ты додумался, что это я?

– Зачем? – повторил Федор.

– Как «зачем»? – переспросил Сударев, задрав брови. – Хотя бы затем, что, пока будет длиться твой рассказ, ты, как Шахерезада, не умрешь. Итак, где же я прокололся?

– Нигде, – ответил Федор. – И я так и не понял, зачем ты прикончил реквизитора.

– Реквизитора? Да я его пальцем не трогал, – театрально всплеснул руками Сударев, а потом принялся прохаживаться по комнате взад-вперед. – Ты можешь мне не верить, но Валерьяныча порешил кто-то другой. И я обязательно постараюсь его найти! Ты спросишь – зачем? А чтобы спихнуть на него все остальные убийства. Получится очень… гармонично. Ну все, Буколев, начинай рассказывать – я сгораю от нетерпения.

Федор, силы которого стремительно убывали, ничего не ответил. Однако Сударев решил, что тот молчит из упрямства, и обозлился.

– Ты еще не знаешь, что я могу с тобой сделать, – прошипел он и достал из кармана полиэтиленовый пакет. Быстро надув его, как воздушный шар, он сунул пакет Федору в нос.

– Вот как ты умрешь. Задохнешься в этом мешке. И чем дольше будешь играть в молчанку, тем быстрее я приступлю к делу.

– И как же ты разыграешь карту с моим убийством? – ледяными губами усмехнулся Федор.

– Легко. Тут же еще стройка идет, полно всяких дырок, которые очень просто зацементировать. Вон как раз кто-то услужливо оставил ведро с раствором и мастерок. Возможно, твой прекрасный скелет найдут, когда лет через десять займутся ремонтом. А может, и через все двадцать – здание-то новенькое. Бедняга Буколев! Ты пропадешь без вести, мама с папой будут по тебе плакать, а твой дружок Тарасов станет каждый день печально глядеть в окошко, надеясь, что ты вот-вот появишься из-за поворота. Ну а Зимина, конечно, разжалуют в постовые…

– Мы с Тарасовым знаем про Оксану Полоз, – перебил его Федор. Тошнота отступила, и им внезапно овладел странный азарт – захотелось хоть немного сбить спесь с этого негодяя. – Про то, что она была беременна. Несовершеннолетняя, да к тому же дочка крупного чиновника из Минобороны. Чего она хотела, замуж?

Он говорил медленно, кожей ощущая каждую подаренную ему секунду.

– Разумеется! И чтобы я плясал под ее дудку, – оскалил крепкие зубы Сударев. – Надумала испортить мне жизнь, маленькая мерзавка! Мне ничего не оставалось, как от нее избавиться. Но каким образом ты докопался до этого? Как связал Оксану и убийства в театре?

– Светлана Лесникова постоянно просматривала криминальную хронику. И я тоже решил просмотреть… Верхний Орловский ведь совсем близко к театру.

– Когда-нибудь и до Зимина допрет, – рассмеялся Сударев. – Только я к тому времени уже подброшу ему отличную приманку. Мозги у меня хорошо работают, ты ведь в курсе, Буколев? Тебя даже жалко убивать, так мне нравится смотреть, как ты боишься.

– Еще бы. Но хотя ты мне сразу не понравился, поначалу я тебя не подозревал, – признался Федор.

– Я бы и сам себя не стал подозревать, – оживился Сударев. – Ведь я такой обаятельный… Ну, и с чего вдруг заподозрил?

Федор поежился. Он чувствовал холодок на шее – кровь потекла медленнее. В голове немного прояснилось.

– Тарасов несколько раз припоминал один разговор в кабинете Зубова, – продолжал он. – Меня тогда привели познакомиться с главным режиссером, а тот при первом удобном случае принялся нахваливать тебя. Наш новый меценат, мол, такой добряк и сколько денег потратил на новую люстру.

– И что же? – Федор видел, что Сударев слушает чрезвычайно внимательно.

– Еще Зубов с гордостью показал книжку, которую ты ему подписал. Как сейчас помню: «Человек с умом рожден для процветания». А потом добавил про тебя – цитирую: «И ведь сам процветает, ничего не скажешь. Пентхаус в центре города, дом на Рублевке, новенький «Лексус»…

– Пока не понял, к чему ты ведешь, но мне интересен ход твоих рассуждений.

– Очевидно, Зубов видел, как ты приезжал на новеньком «Лексусе», логично? А сейчас ты на чем ездишь? На новеньком «Мерседесе»?

– Ты у всех машины проверял? – равнодушным тоном поинтересовался Сударев.

– Я вообще ничего не проверял. Я сидел за металлическим шкафом на втором этаже театра, когда ты подрался с Актюбенко. Помнится, он тебе крикнул: «Конечно, мы же короли! Носим итальянские костюмчики по фигуре, раскатываем на серебристых «Мерседесах», жрем икру в антрактах»…

– Ну, это слишком примитивно. Может быть, я не менял одну машину на другую, как ты сразу же подумал? А их у меня просто две? Или даже три, а то и все четрые. Не допускаешь?

– Если бы это была единственная зацепка…

Федор и в самом деле чувствовал себя Шахерезадой – сколько он будет говорить, столько будет дышать. К счастью, он не ощущал страха, только невероятное напряжение. Пожалуй, именно оно позволяло ему ровно сидеть на стуле и связно мыслить.