Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ибо ничего не было оставлено думать иль знать:
В духовном зеро он сидел на престоле
И принимал свое обширное безмолвие за Несказанное.
Это была игра светлых богов Мысли.
Привлекая во время безвременный Свет,
Заточая в часы вечность,
Они планировали поймать ноги Истины
В золотистые сети концепции и фразы
И держать ее пленной для мыслителя радости
В его маленьком мире, построенном из бессмертных грез:
Там должна была она жить, замурованная в человеческом разуме,
Императрица, заточенная в доме ее подчиненного,
Обожаемая и чистая, и пока на его сердца троне,
Его роскошное имущество, лелеемое и обособленное
В стене безмолвия его размышления тайного,
Безупречная в белой девственности,
Та же вовеки и вовеки одна,
Его почитаемая неизменная Богиня на все времена.
Или же, супруга его разума преданная,
Уступающая его природе и его воле,
Она санкционирует и вдохновляет его слова и поступки,
Продлевая их резонанс на протяжении внимающих лет,
Компаньон и регистратор его марша,
Пересекающего блестящий тракт мысли и жизни,
Вырезанный из вечности Времени.
Свидетель своей высокой триумфальной звезды,
Ее божественный слуга носящей корону Идеи,
Он будет господствовать благодаря ей над миром простертым;
Давая ордер на его дела и его убеждения,
Она аттестует его право божественное вести и править.
Или как любовник, что свою единственную сжимает возлюбленную,
Божество его жизни желания и поклонения,
Одинокого идолопоклонничества его сердца икона,
Она ныне — его и должна жить для него одного:
Она наполнила его своим внезапным блаженством,
Неистощимое чудо лежит в его счастливых объятиях,
Приманка, пойманное, приводящее в восторг диво.
Ее сейчас он требует после долгой увлеченной погони,
Единственную радость его души и его тела:
Неотразим ее божественный призыв,
Ее огромное владение — неумирающий трепет,
Опьянение, экстаз:
Страсть ее самораскрывающихся настроений,
Небесная слава и многообразие
Делают вечно новым для его глаз ее тело
Или же повторяют первого волшебства прикасание,
Ее мистических грудей светлый восторг
И прекрасные вибрирующие члены живого поля
Пульсирующего нового открытия, которому нет конца.
Новое начало цветет в слове и смехе,
Новое очарование приносит назад прежний предельный восторг:
Он теряет себя в ней, она — здесь его небеса.
Истина грациозной золотой игре улыбается.
Из своих безмолвных вечных пространств склонившаяся
Великая и безграничная Богиня притворилась, что уступает
Сладость своих секретов, напоенную солнцем.
Инкарнируя в своей красоте в его объятия,
Она дала на краткий поцелуй свои бессмертные губы
И привлекла к своей груди одну славную смертную голову:
Она, для которой небеса были слишком малы, своим домом сделала землю.
В человеческой груди ее оккультное присутствие жило;
Он вырезал из своей собственной самости свой образ ее:
Она сформировала свое тело для объятий разума.
Она пришла в границы узкие мысли;
Она позволила, чтобы ее величие было втиснуто
В Идеи хижину маленькую,
Тесную комнату одинокого мыслителя хватки:
Она снизила свои высоты до наших душ роста
И ослепила наши веки своим небесным взглядом.
Так каждый удовлетворен своим достижением высоким
И о себе думает, как о благословенном за пределами смертности,
Как о царе истины на своем обособленном троне.
Ее владельцу в поле Времени
Единственное великолепие, пойманное от ее славы, кажется
Единственно истинным светом, ее красоты сияющим целым.
Но ни мысль, ни слово не могут схватить вечную Истину:
Весь мир живет в одном луче ее солнца.
В нашего мышления тесном и узком освещенном лампою доме
Тщеславие нашего запертого смертного разума
Мечтает, что цепи мысли ее сделают нашею;
Но мы лишь играем своими собственными блестящими узами;
Привязывая ее, самих себя мы привязываем.
В своем гипнозе, вызванном одной светлой точкой,
Мы не видим, каким маленьким образом ее мы владеем;
Мы не чувствуем вдохновляющей ее безграничности,
Мы не разделяем ее бессмертной свободы.
Так это происходит даже с мудрецом и провидцем;
Ибо до сих пор человек божество ограничивает:
Из своих мыслей мы должны прыгнуть вверх к свету,
Дышать ее божественным неограничиваемым воздухом,
Ее простое обширное верховенство признать,
Отважиться сдаться ее абсолюту.
Тогда Непроявленный отразит свою форму
В безмолвном уме, как в живом зеркале;
Безвременный Луч низойдет в наши сердца
И мы поглощены будем восторженно в вечности.
Ибо Истина шире, более велика, чем ее формы.
Тысячи икон они из нее сделали
И находят ее в идолах, которые они обожают;
Но остается сама собою и бесконечной она.
Конец песни одиннадцатой
Песнь двенадцатая
Небеса Идеала
Всегда Идеал манил издалека.
Пробужденный прикосновением Незримого,
Покидая границу достигнутого,
Сильный открыватель стремился, неутомимая Мысль,
Открывающая на каждом шагу светлый мир.
Она оставила известные вершины ради неведомых пиков:
Охваченная страстью, она искала одной нереализованной Истины,
Она тосковала по Свету, что не знает рождения и смерти.
Каждая стадия далекого восхождения души была возведена
В постоянные небеса, здесь всегда ощутимые.
На каждом шагу путешествия чудесного
Новая ступень блаженства и чуда,
Новый пролет в могучей лестнице Бытия формировался,
Великая широкая ступень, дрожащая драгоценным огнем,
Словно пылающий дух трепетал там,
Поддерживающий своим пламенем надежду бессмертную,
Словно сияющий Бог дал его душу,
Чтобы он мог ощущать поступь паломнических ног,
Взбирающихся к дому Вечного в спешке.
С любого конца каждой лучезарной ступени
Небеса идеального Разума были видны
В голубой прозрачности грезящего Пространства,
Как цепляющиеся за луну полоски блестящего неба.
С одной стороны один за другим мерцал плывущий оттенок,
Слава восхода, к душе пробивающаяся,
В дрожащем восторге внутреннего зрения сердца
И спонтанном блаженстве, что дает красота,
Прекрасные царства бессмертной Розы.
Над духом, вложенным в смертное чувство,
Находятся суперсознательные царства небесного мира[13],
Ниже — Несознания тусклая пучина угрюмая,
Между ними, позади нашей жизни, — бессмертная Роза.
Сквозь скрытый воздух дух дышит,
Космической красоты и радости тело
Незримое, не предполагаемое слепым страдающим миром,
Взбирающееся из глубокого сдавшегося сердца Природы,
Она цветет вечно под ногами Бога,
Вскармливаемая жертвенными мистериями жизни.
Здесь тоже ее бутон рождается в сердцах человеческих;
Затем касанием, присутствием или голосом
Мир превращается в храмовую почву
И неведомого Возлюбленного все обнаруживает.
Во вспышке небесной легкости и радости
Жизнь уступает божеству внутри
И отдает восторг-подношение всей себя целиком,
И душа открывается к счастью.
Блаженство ощущается, что никогда не может целиком прекратиться,
Тайной Милости мистерия внезапная
Цветет, золотя нашу землю желания красного.
Все высокие боги, что свои прятали лица
От испачканного страстного ритуала наших надежд,
Открывают свои имена и свои неумирающие силы.
Феерическая тишина будит спящие клетки,
Страсть плоти становится духом
И, наконец, осуществляется дивно