– Интересно. Чем больше узнаешь, тем больше загадок. Уравнение со многими неизвестными.

– С одним неизвестным, – сказал Омельченко, подняв вверх указательный палец. – И если имеется желание этого неизвестного отыскать, давай завязывай со своими птичками. Устроим охоту по всем правилам. Они на тебя, а мы на них. Пока они не знают, что я здесь, преимущества частично на нашей стороне. Будем на живца ловить. Не против?

– Знать бы, кого ловить.

– Без разницы. Объявятся. Пусть тогда выбирают, что для них лучше – жить или на главного все валить.

– Понятно. А живец кто?

– Выбор небогатый – раз, два.

Он ткнул пальцем себя в грудь, потом показал на меня.

– Меня тут пока как бы не имеется, а ты в центре общего вокруг внимания. С часу на час обязательно кто-нибудь нарисуется проверить, как ты дальше жить надумал без вспомогательной рабочей единицы. Если сами на глаза пока попадаться не захотят, то обязательно какую-нибудь пакость организуют. Тут мы их на мушку и прихватим.

– Тогда еще один вопрос. О внимании к своей персоне я, конечно, догадываюсь. Непонятно только, чем я для них интересен? Ремонтирую жилье, заготавливаю дрова, буду расставлять приборы для наблюдения за пернатыми. Собирался еще на экскурсию вверх по распадку.

– Это еще зачем? – насторожился Омельченко. – С какой целью?

– С разными. Надо накидать карту окружающей местности, обозначить ее особенности, наметить будущие маршруты. И вообще… Есть еще кое-какие соображения. Чисто научные.

Омельченко задумался. Сидел, низко опустив голову, барабанил пальцами по столу. Видно было, что мои планы его почему-то не очень устраивают.

Наконец спросил:

– Ну а вопрос какой?

– Не понял.

– Ты сказал, еще один вопрос. Задавай.

– А-а… Ты собирался мне что-то сообщить. Шепотом, чтобы никто не слышал. Наверное, что-то важное. Сообщай. А потом попробуем согласовать наши действия. О своих планах я рассказал, рассказывай теперь ты о своих.

– Теперь не знаю – говорить, нет? Если согласия не получится, будем только мешать друг другу.

– Почему не получится?

– Потому, что ты мне поверить должен. Без оглядки. Пан или пропал. По-другому не получится.

– Рискнем!

Мое согласие почему-то смутило Омельченко. Он поднялся, подошел к двери, выглянул наружу. Вернулся на место, сел, дважды вопросительно посмотрел на меня и, наконец, решился.

– Тут, правда, загвоздка имеется. Я сам себе не вполне еще доверяю насчет того, о чем сейчас тебя в известность поставлю. На восемьдесят восемь процентов уверенность имеется. Железно имеется. Если не поверишь, говори сразу.

– Скажу.

– Тогда будем действовать каждый в своем направлении. Только сразу говорю, на нужный результат рассчитывать трудновато будет.

– Рискнем все-таки.

– Ладно, была не была. – Омельченко снова снизил свой голос до шепота. – Знаю, где золотишко находится. Которое Башка пер. И наша с тобой задача на сегодня – полностью убедиться, что оно там, где я его предполагаю. А затем поставить об этом в известность, кто в этом деле больше всех заинтересован.

– Не понял. Зачем в известность? Каким образом?

– Каким образом, будем подумать. А насчет «зачем» – элементарно. Будем ждать встречный ход. Тогда и определится, кто есть кто и кто тут главный. Поскольку обязательно кинутся золото у нас изымать.

– Изымать-то нечего.

– Будет. Будет что изымать. Только придется тебе, Леха, прогуляться маленько. Примерно в том же направлении, куда ты собирался. Но не с научными целями, а можно сказать, наоборот. Не боись, я тебя в неприметном для посторонних виде прикрывать буду.

– За золотом, что ли, прогуляться?

– Ну.

– И восемьдесят восемь процентов, что не зря?

– Двенадцать в запасе, чтобы не так обидно было.

– Спасибо.

– Плохо!

– Что «плохо»?

– Уверенность у тебя пока ниже среднего.

– Да нет, побольше. Просто историю одну вспомнил.

– Что за история?

– Рыжий поведал, когда они сюда за тем же самым золотом прибыли, у их пахана стопроцентная уверенность была, что Башке ничего не оставалось, как со скалы в реку свою ношу скинуть. Тем более что прибор на том месте жуткий металл показал.

– Что за прибор?

– Как я понял, вроде миноискателя в усовершенствованном виде.

– Ну и что?

– Оказалась тушеная говядина. Консервы. Ящика два, не меньше.

Омельченко неожиданно захохотал. Искренне захохотал, не нарочито. Даже кулаком по столу грохнул от избытка чувств.

– Удалось теляти волка поймати. Они что, ныряли за ней?

– С опасностью, между прочим, для жизни.

– Дуракам закон не писан. У нас про эти консервы все, кому полагается, были в курсе дела. Когда следователи и все остальные с этим делом на месте разбирались, погодка здешняя очередную козью морду сообразила. Сидят мужики, из-за временного отсутствия транспорта голодуют, матерятся почем зря по рации. Ну, летуны дырку на перевале выждали, отправили вертолет со жратвой и одежкой. А сесть опять-таки погодные условия не позволяют. Зависли, где получилось, стали груз выкидывать. А с тушенкой промахнулись, в речку сыпанули. Такая вот тогда у них неувязочка получилась. Погоде выговор не оформишь, а летуны, можно сказать, жизнью рисковали, с них какой спрос.

– С консервами понятно. А взрывчатку зачем сбрасывали? Рыжий рассказывал, когда за консервами нырял, какую-то чуть ли не атомную бомбу выудил. После чего они окончательно отсюда деру дали. Даже поседели от переживаний.

– Это тебе Кошкин рассказал?

– Ну да.

– И что собственноручно за консервами нырял?

– Говорит, прямо со скалы прыгнул.

– Поверил?

– Не так чтобы очень, но впечатлился.

– Употреблял перед рассказом?

– Маленько. Просил здоровье поправить.

– Тогда спасибо скажи, что не водородная бомба, а только атомная. Что он еще тебе тут наплел?

– Советовал почаще оглядываться.

– Тут он не промахнулся. Догадывался, наверное, что под ногами мешается, запросто убрать могут.

Расскажу я тебе, Алексей, лучше свою историю. А ты соображай, кому верить, а после кого оглядываться. – Омельченко надолго замолчал, словно собирался с силами. – Никому не говорил, даже Надехе. Остерегался, не в ту степь все развернуться может. Сейчас поймешь почему…

Я как только про здешнюю заварушку услыхал, Карая свистнул и на вертушке сюда, к приезжим ментам присоседился. Они по своей линии, а у меня свое на уме – никак врубиться не могу, куда Арсений Павлович и его эта сотрудница или кем она там была подевались. Они же тут должны были находиться, а ни фига, никаких следов. Башка без башки в наличии, а ни Арсения, ни бабы, ни золота, из-за которого весь этот бардак. Тут что угодно предполагать будешь. Следаки уже свою версию накрутили, пока записки их эти совместные не отыскали.

– «Полевой дневник»?

– Ну да. Он в этой толкотне за нары завалился. Тогда и выяснили, что Арсений к старателям за подмогой двинулся. Он же без понятия, что