Ты по порядку слушай, потому что тут хрен знает что начинается. Если по-честному, до сих пор не образумлюсь.

– Золото тоже там было?

– По порядку слушай, говорю. А то, как и я, ни фига не поймешь. Первое неприятное обстоятельство – Карай мне забастовку устроил. Я его с ремня к тому времени отпустил, пусть, думаю, помогает ориентироваться. Так вместо того, чтобы за мной в пещеру, в сторону отбежал и стоп. Я и по-хорошему, и прикрикнул маленько. Про совесть объяснять стал: не дело хозяина в непонятной обстановке без поддержки оставлять. Сидит, морду отвернул. За всю его собачью жизнь такого не наблюдалось. Мне бы тут и спохватиться, а я завелся – прибежишь как миленький, думаю, если до серьезного дойдет. А какого серьезного, понятия не имею. Но соображаю, что вполне дойти может. Предчувствие было. Решаю все-таки глянуть, что там. Зря, что ли, я всю эту бадягу затеял. Менты на смех подымут. Они меня не особо жаловали за самодеятельность, что увязался за ними. Оформили как добровольное содействие местного лесника. Хотя участок, как я уже говорил, не мой, и не дай бог, чтобы моим когда-нибудь стал.

Ну, фонарь у меня экстра был, с немецким аккумулятором. Карабин на взводе. Карай повыл маленько, когда я туда направился, но сам ни с места, сидит как привязанный. И вижу, что никакой силой его не уговоришь. Ладно, думаю, пусть снаружи охраняет, мало ли что…

Сначала даже фонарь не понадобился: свет откуда-то сверху проникает. Вполне достаточно, чтобы оглядеться маленько. Воздух тоже вполне свежий, даже приятный. Чем приятный, не скажу, бодрый такой. У меня даже настроение повеселело. Оглядываюсь. На пещеру, я тебе скажу, это внутреннее помещение мало похоже. Стены ровные, пол… Не пол, конечно, камень сплошной. Но поверхность ровная, передвигаться можно без препятствий. Только наклон вниз куда-то. Подозрительного вокруг ничего пока не наблюдается. Пошел потихоньку вниз. Там уже фонарь пришлось включить. Осторожно иду, мало ли что. А все-таки не углядел. Ступенька там оказалась, довольно серьезная. Ну, я и навернулся. Основательно навернулся. Головой приложился, руку левую на время из строя вывел. Вдобавок ко всему вниз посыпался. Хочу подняться и все вниз куда-то сползаю. Очухался – фонарь вдребезги, карабин еле отыскал. Глаза скоро попривыкли, да и темень не так чтобы полностью там была. Различаю, что вода впереди течет, а у самой воды человек лежит. Выходит, правильно мы с Караем шли. Непонятно только, что за дурь на него накатила. Был бы со мной, глядишь, не пришлось бы бока почесывать. Да и голова маленько не в себе. Шум посторонний все время мерещится, полосы разноцветные перед глазами…

Подхожу осторожно – баба! Судя по всему, та самая. Хорошо, спички с собой были, оглядел сколько мог. Лучше бы не глядел. Кровь из нее, видать, почти вся вытекла. Лицо порезано. Куртка тоже порезана, в крови вся. Не шевелится, не дышит. Видать, тащил он ее, тащил, потом, видит, безнадега. Ну и оставил помирать – чего себя и ее мучить без толку.

– А сама она не могла туда добраться?

– Не могла! Увидел бы – сам понял. В таком состоянии не то чтобы баба, здоровенный мужик коньки бы отбросил. На первом же километре. Не говоря о том, чтобы туда добраться. Да и паняга с золотишком этим проклятым, из-за которого весь сыр-бор, рядом находится. Я ее одной рукой еле сдвинул, а ты – сама.

Сел я рядом и давай соображать, что мне в данном случае делать. Говорю, как на духу – никакого желания сообщать нашей доблестной милиции у меня тогда не было. Бабе, думаю, все равно уже не поможешь, а золотишко пускай лежит до поры до времени, пока весь этот шухер не закончится. Потом соображаю – тот, который ее пер, наверняка где-нибудь поблизости находится. Если не за ней, то за металлом вернуться в любой момент может. Глядя по всему, тот еще амбал. Такой груз сюда доставить – представить себе маловозможно. Я вроде не слабак, но против такой действительности хочешь не хочешь будешь репу чесать. Карабин, правда, имеется, так и он, наверное, не пустой ходит. Башку кто-то сделал, не баба же. Не зря, думаю, Карай забастовку мне устроил. Его медведем хрен напугаешь, а тут, видать, кое-кто или кое-что покруче будет. Поэтому решаю панягу с золотишком заныкать, а самому линять, чем скорее, тем лучше. Вопрос на засыпку – куда заныкать, если времени, может, всего ничего?

– В воду.

– Меня такой вариант тоже сразу стукнул. Значит, думаю, любому стукнет в первую очередь. С собой наружу тащить опасно. Карай, конечно, подмогнет в случае чего. Так это если знаешь, против чего. А тут полная неизвестность и даже того хуже. Ну? Соображай.

– Не знаю. Я бы все-таки в воду.

– А если у этой воды дна нет? Тогда что?

– Пусть тогда лежит, где лежало.

– Не вариант. Вернется – и все тогда, с концами. Он же его тащил не для того, чтобы бросить без присмотра. Так?

– Похоже.

– Что делать?

– Для меня это вопрос чисто теоретический. Был бы там, придумал бы что-нибудь.

– Думал, сообразишь. Вообще-то ты прав. Пока на месте не окажешься и в этой самой шкуре не побываешь, соображай, не соображай все равно получится не как ты хотел, а как дядя велел.

– Какой еще дядя?

– Это я для наглядности. Говорят так, когда своего тяму не хватает. Мне бы тогда первым делом задуматься, за каким лешим он ее и золото туда притащил? И куда сам подевался? От этой печки танцевать надо было. Где-то поблизости он должен был находиться. А мне эта паняга с золотишком мозги замутила до полной придури. Прятать потащил. Я когда навернулся и карабин впотьмах отыскивал, углубление нашарил. Щель или канавка какая-то. В темноте не разглядеть, но рука наполовину уходит. У меня карабин в ней как раз притулился. Панягу не затолкать, но содержимое высыпать вполне годится. А в панягу земли, камней, песку натолкал, чтобы сразу не разобрать.

– А говоришь, мозги замутило, – одобрил я омельченковскую находчивость.

– Припрет, и левой рукой пуговицы на рубахе застегнешь, – отмахнулся от моей похвалы Омельченко. – А тут еще баба зашевелилась. Поначалу, может, и показалось, только я со страху и неожиданности в такую растерянность впал, что и сейчас толком не вспомню, что делал и что из всего этого получилось. Когда я панягу на прежнее место потащил, гляжу, баба вроде как глаза открыла и на меня смотрит. А я столбом стою и на