* * *

Кто мог быть этим третьим – думал я неотступно весь оставшийся вечер и все следующее утро. Да и ночью, даже во сне, как казалось мне, думал.

А днем вдруг решил поехать в Щербаковку. Никаких конкретных подозрений у меня не было. Можно называть это оперативным чутьем.

Памятуя о режиме дня, принятом в странной семье Васнецовых, я занял наблюдательный пост в половине третьего. Я знал, что Петр Ильич на прогулке и примарширует к трем, к обеду.

На сей раз я не стал устраивать маскарада с оранжевым жилетом и лопатой. Вдобавок – я глазам своим не поверил! – ту самую канаву, где я отдыхал, уже засыпали. Но я подумал: «Раз Толмачева со своим хахалем не маскируются и не таятся – мне сам бог велел». И припарковался в отдалении от васнецовской калитки – однако в пределах прямой видимости.

Наши разоблачения не изменили уклад в усадьбе Васнецовых. Ровно без четверти три к калитке подкатила «Микра». На борту, как и в прошлый раз, оказались двое. Дамочка (Любовь Толмачева) нежно поцеловала мужчину (того же самого, неустановленного), выпорхнула из авто и скрылась за забором.

Я не стал фотографировать – раз уж мои пикантные снимки особого эффекта не производят. Взамен я повел наружное наблюдение за неизвестным, находящимся за рулем машины. Мне повезло: на пустынных поселковых улицах меж нами вклинилась «Газель» и, надеюсь, я остался незамеченным. А там – началась трасса, многополосное движение, и в потоке машин за неспешным «ниссанчиком» наблюдать было одно удовольствие. В Москве мужик тоже не путал следов и спокойно довел меня до тихой улочки на южной окраине.

Авто припарковалось среди панельных девятиэтажек. Тополя здесь вымахали едва ли не выше домов. На детской площадке обреченно возились не отправленные на природу малыши. Мужик вошел в подъезд. Я последовал за ним.

Слава богу – парадное охранялось консьержкой. Она была одновременно бдительна и услужлива. Да здравствует институт привратников – незаменимый помощник детективов и филеров! Мне достаточно оказалось сунуть ей невнятное удостоверение и сообщить, что я сыщик, как она тут же выложила мне: данного мужчину звать Николай, фамилия Бачеев, отчества она не знает, он проживает в сто второй квартире, один. Его ли собственная квартира или он снимает, она не в курсе, потому как работает здесь недавно. Ведет себя гражданин Николай Бачеев скромно, не буянит, не пьет, женщин не водит (она, во всяком случае, не видела), а мужчины у него хоть и бывают – все равно не бузотерят.

Разумеется, в конце последовал страстный ее вопрос: «А что он натворил?» И – мой разочаровывающий ответ: «Он на одного алиментщика похож – но, увы-увы, того Смирнов фамилия».

Вторые по значимости лучшие друзья сыщиков – паспортистки. Но если консьержки любят нас, как правило, бескорыстно, то в паспортных столах предпочитают наличные. Так и на сей раз. Я протянул в окошечку купюру, спрятанную под листом бумаги с надписью: «БАЧЕЕВ НИКОЛАЙ?» – а через три минуты стал обладателем роскошной официальной фотографии и основных установочных данных: год, месяц, число рождения, адрес по прописке и так далее.

И оперативные сотрудники частных сыщиков тоже любят. Если имеешь к ним, конечно, правильный подход. Например, отвечаешь им взаимностью. К примеру, Лямин – классный парень. И мне доставило искреннее удовольствие попить с ним пивка. А сейчас я позвонил ему и попросил узнать, что хранится в милицейских базах на заинтересовавшего меня гражданина. Он через пару часов мне ответил.

Наконец, как я уже заявлял, самый лучший друг детектива – Интернет. А также всевозможные электронные базы данных, которые у нас, в нарушение всех законов, продаются на каждом шагу.

И всего-то к концу дня, пять часов спустя после того, как консьержка впервые произнесла при мне фамилию Бачеев, я уже знал о нем очень и очень многое.

* * *

Бачеев Николай Сергеевич, тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года рождения, холостой, неоднократно судимый, был авантюристом высшей марки. Он родился в Москве в обеспеченной внешторговской семье. Ходил в английскую спецшколу, в старших классах связался с фарцовкой. Даже попался однажды по-глупому – но в милиции все отрицал, выступал экспансивно, рыдал… Короче, отмазали его родители. И им он тоже обещал: нет, нет, меня бес попутал, больше никогда не повторится! Устные рассказы, равно как и другие гуманитарные предметы, давались Николаю легко, он мог заболтать любого учителя, даже если не знал темы. По естественным наукам ему наняли репетиторов. В итоге он окончил школу на «хорошо» и «отлично» и с помощью папы-мамы, напрягших свои связи, поступил в МГИМО на экономический факультет. В вузе фарцовку не бросил, однако стал осторожнее и в руки правоохранительных органов не попадал. Сигналы поступали, однако с поличным его поймать не могли. Кипучий, непоседливый, болтливый, он участвовал в художественной самодеятельности, сыпал анекдотами, очаровывал девчонок. Неусидчивый – в результате учился плохо, особенно не давались ему математика с экономикой. Характер сослужил ему плохую службу: на ответственной советской работе (особенно за границей) не жаловали весельчаков-болтунов. В цене были прямо противоположные качества: хмурость и немногословность. В итоге распределение Бачеев получил самое что ни на есть паршивое – в научно-исследовательский институт экономики социализма. Шел восьмидесятый год, Москва принимала Олимпиаду, после многодневной пьянки умер Высоцкий, а ненормальный Чапмен застрелил Леннона.

Заканчивалась брежневская эпоха. В ту пору не имело значения, сколько у тебя денег. Для интеллигентов и интеллектуалов было важно, сколько у тебя книг, мыслей, идей и острот. Для всех прочих граждан СССР играло роль: как много у тебя шмоток и какого они качества. У умненького Коли было и то, и другое, и третье. А еще – веселость, напор, цинизм и полное пренебрежение моральными устоями.

Он продолжал заниматься фарцовкой. Затем фарцовку сменила валюта (статья восемьдесят восьмая УК РСФСР, нарушение правил о валютных операциях, от трех до восьми). А затем общительный характер вывел его к людям, которых впоследствии назовут бандой.

Бандиты специализировались на кражах. Но то были не обычные, малообразованные типы, которые скрытно похищают из квартир в панельках телевизоры «Темп», электробритвы «Харькiв-2», а также шмат сала из холодильника. В банде Бачеева каждый имел высшее образование, а при кражах злодеи не гнушались, к примеру, альбомами по искусству. Однако царила в преступной группе (несмотря на, казалось, интеллигентскую мягкотелость) жесткая дисциплина. И роли были четко распределены.

У Бачеева была обязанность, которую он выполнял виртуозно. Он знакомился с дамочками из столичного высшего света. С одинокими. Проблем с мужьями избегал. Молодой, красивый, обаятельный, веселый – он имел феерический успех. Самой младшей его жертве было тридцать восемь, самой старшей – восемьдесят два. Он никогда не претендовал на секс, не добивался его. Впрочем, если настаивали «клиентки», не отказывался. Но, главное, он становился одиноким дамам другом. Входил с ними в доверительные отношения, как напишут потом в обвинительном заключении. Бегал в магазин и в аптеку, доставал дефицитное, читал вслух, отвозил авто в сервис, выкупал драгоценности из ломбарда, сопровождал на театральные премьеры и прочая, прочая. А попутно разузнавал: где что в квартире лежит, делал слепки ключей – словом, являлся классическим наводчиком. Порой его отношения с жертвой тянулись до трех месяцев, но иногда – всего пару дней. А потом – как правило, когда хозяйка квартиры уезжала на дачу, в командировку, на гастроли или в отпуск – ночью к ее подъезду подруливала «Волга», и трое людей очень быстро выносили из жилья деньги и ценности. Ничего крупнее тех же альбомов по искусству (для себя!) не брали, разве что приглянется для личного пользования импортный телевизор.