Карина в буквальном смысле скатились по лестнице в реку и попали на берег некрополя благодаря удаче и помощи демонического водного зверя.

Не говори так, Ипси – чудесный зверь. – Хорошо, помощи любимца Идира, обитающего на дне реки.

Пока они спускались по разбитым и расползшимся из-за землетрясения ступеням, Малик вспоминал Карину. Когда страшные подземные толчки утихли – скоро ли они вернутся? – Малик не мог не вернуться мыслями к тому, что случилось перед самым их началом.

Ему надо было пропустить мимо ушей ее мольбу о помощи. Надо было натянуть одеяло на голову и сделать вид, что ничего не происходит, – в конце концов, он все детство провел, притворяясь, что не видит и не слышит окружавшего его темного народца.

Но вместо этого он отправился к ней. Оправдание, что он сделал это потому, что она нужна им для Обряда Обновления, именно тем и было – оправданием. На самом деле он столкнулся с вероятностью того, что Карина может исчезнуть из этого мира, и это разрывало ему сердце.

И каким-то образом Карина все-таки встала на ноги. Она победила.

«Каким-то образом» – это не про Карину. Он восхищался этой ее чертой – способностью пробивать путь там, где, казалось бы, это сделать невозможно. Даже без его помощи она бы нашла способ одолеть Мааме Коготки. Вопрос не в этом, а в том, почему он сделал то, что сделал.

Ты знаешь почему, – прошептал Царь Без Лица, и Малик не нашел в себе сил ответить. Он передал Яеме факел и моток длинной веревки.

Карина – завенджи. Он – улраджи. Она – член царской семьи, он происходит из народа, у которого в Зиране меньше прав, чем у собак. Она могла быть с ним, но выбрала Тунде и не выразила абсолютно никакого сожаления по этому поводу.

Но в самый трудный момент она позвала не Тунде или другого знатного юношу, гревшего ей постель, – в том, что такие были, Малик не сомневался. Находясь на грани смерти, она позвала его. Это ли не доказательство того, что он не выдумал все? Что не только из-за предков они ощущают эту взаимную связь?

Что, если так и есть? – спросил Идир. – Что, если девушка влюбилась в тебя? Сможешь ли ты сделать то, что необходимо для спасения вселенной, когда придет время принести в жертву душу царицы?

В кои-то веки в голосе обосуме не слышалось презрения или насмешки. В нем звучала… печаль, и от этого тревога Малика возросла. Он вытеснил все мысли о Карине подальше и заставил себя сосредоточиться на настоящем моменте. Он посмотрел на Яему, которая разглядывала фреску, раскинувшуюся перед ними на стене.

– Ей по меньшей мере тысяча лет! – воскликнула она. Свет их факелов отражался от драгоценных камней, которыми была украшена фреска, изображавшая кровавую историю Зирана. – Посмотри на мастерство художника!

Малик дотронулся до изображения магов Улраджи Тель-Ра. Его живот сжался от беспокойства. Кто из этих фигур, чьи лица закрыты масками, – Кхену? И какие ужасы она творила во имя этой древней империи?

У вас нет на это времени. Продолжайте спуск! – воскликнул Царь Без Лица, и Малик заметил, что волны бегущей внизу Гоньямы побелели от пены. Та часть Идира, что до сих пор была соединена с рекой, позволяла ему чувствовать, как скоро она выйдет из берегов.

Они с Яемой быстро привязали концы своих веревок к двум крепким сталагмитам, сделали петли вокруг пояса и поползли по скале к зеву пещеры. Под ними бесновалась река. Мир Малика сузился до камней, по которым он передвигался. Идти вперед его заставлял лишь адреналин. Если он остановится, то начнет думать, начав думать – испугается, испугавшись – упадет, упав – утонет…

Дыши. Будь здесь. Будь сейчас. Один шаг зараз. Ты сможешь это сделать.

Скорее, чем он рассчитывал, но через гораздо более долгое время, чем ему хотелось бы, он увидел впереди золотой отблеск некрополя. На лице Яемы появилось неверие. Несколько осторожных шагов вдоль стены обрыва – и она выбралась на берег.

– Это… Это… Ничего себе, – выдохнула она.

Землетрясение некрополь почти не затронуло, но по улицам уже текла вода. У них не оставалось времени на то, чтобы стоять и смотреть на то, как сверкает в падающем неведомо откуда свете золотой город мертвых, или оплакивать многие сотни людей, которые даже в смерти не нашли освобождения от рабства. В воздухе витала вонь разложения. Малик быстро сообразил, что это гниет труп серпопарда.

– Ничего не трогай, – предупредил он Яему. – В прошлый раз, когда я здесь был с… одним человеком, она дотронулась до стены, и оттуда выскочил серпопард.

Яема кивнула, и вскоре они добрели по залитым водой улицам до главного храма-гробницы, украшенного гигантским обелиском. Его ворота по-прежнему были заперты. Малик попытался пропилить массивные дубовые засовы призрачным клинком, но это не принесло никакого результата.

Яема смотрела на многие сотни иероглифов, покрывавшие ворота храма. Обычно обитающая в Малике магия улраджи переводила кеннуанские иероглифы в понятные ему слова, но из этих символов он не мог извлечь никакого смысла.

– Ты можешь это прочитать? – спросил он.

– С трудом. Обычно иероглифы надо читать сверху вниз и слева направо, но здесь они складываются в какую-то околесицу. Но зачем писать околесицу на воротах гробницы фараона? Этого не стали бы делать. – Яема посмотрела на него широко раскрытыми глазами. – Это шифр!

Малик вдруг очень обрадовался, что взял Яему с собой, – он всегда хорошо отгадывал загадки, но шифр – совсем другое дело.

– Можешь его разгадать?

– Думаю, да, но на это потребуется время.

Именно времени у них и не было, но не было и других вариантов. Поэтому пока Яема разбиралась с шифром, Малик просто ходил взад-вперед перед воротами и старался успокоить бешеный стук сердца. Непонятно, чего он так нервничает, если еще ничего не случилось.

В том-то и проблема. По сравнению с его первым посещением некрополя, нынешнее далось им слишком легко. Что-либо, достававшееся Малику без труда, всегда оказывалось волком, выдающим себя за овцу. По его спине ползали мурашки страха. Идир молчал, не подтверждая и не опровергая его недобрые предчувствия.

По поведению теней тоже ничего нельзя было понять – или, вернее, по поведению тени. Малик предполагал, что, как только он выйдет из-под защиты охранительных заклинаний Ксар-Алахари, рядом с ним снова появится темный народец. Но к нему явилась всего одна тень – ее широко раскрытые глаза были настолько белыми, насколько глаза Малика – черными. Вообще тени не обладали никакими приметами, по которым их можно было