нас будут свои законы, свои правила. У нас будут лекари, которые будут лечить детей и помогать женщинам рожать…

— Колдуньи принесут в деревню мор, — перебила меня женщина, которую я успела увидеть, и направилась в ее сторону, а за мной шла вся процессия, к которой присоединилась бабушка — пекарь и женщина с ребенком на руках.

— Вы верите в бога Гасиро? Как вы оказались в деревне? Вас выгнали эти сумасшедшие Дети, которые не дают лекарям помогать людям. Именно они правят Валенторном, и хотят, чтобы вы боялись всего — так вы становитесь послушнее. Овцы боятся волков, но съедает их всегда пастух! — я говорила спокойно и смотрела на нее — женщину, лет тридцати — тридцати пяти, с бегающими глазами, острым носом, делающим похожим ее на мышку.

— Но они колдуют! — она выкрикнула слова прямо мне в лицо и истерично тряхнула головой.

— А если вы случайно пропорете себе живот, у вас вылезут к чертям наружу кишки, и вы будете лежать на дороге, а я предложу помочь вам, вы откажетесь? — выкрикнула в ее мышиное лицо я и тряхнула головой как она.

— Чего это я распорю то? — голос ее больше не был таким уверенным.

— Пойдешь по темной дорожке, запнешься и упадешь на гвоздь, забитый в порог, о который вы очищаете грязь с ног, — я видела это приспособление почти у всех домов, к которым подходила. Большой кованый гвоздь торчал прямо с наружной стороны порога. И если на него упасть, он вылезет из спины.

Она замолчала, и я увидела в глубине ее голубых глаз небольшое движение, и улыбнулась своей мысли, что видимо, это мозг, что до этой секунды не использовался вовсе, и теперь со скрипом начал снабжаться кислородом. Она широко раскрывала глаза и тут же морщилась, словно представляла эту картину.

— Я повторюсь — у нас в деревне будут лекари, и мы будем давать приют всем знахарям, которые будут проходить деревню. Если я узнаю, что кто-то выгнал, или не отправил ко мне такого человека, вы не станете членом нашей общины и не получите помощи и еды даже в самую голодную зиму. Завтра я начну обход домов. Я не хочу заходить в дом, я могу поговорить с вами на улице, но вы все расскажете мне — чем занимаетесь, что умеете. Хорошего вам дня, до завтра, — я повернулась в сторону дороги, и направилась к дому, понимая, что еще не ела сегодня, а время уже близится к вечеру.

Шати и Дин разлили массу по формам и посуде, отмыли котлы и поставили новую партию. Дин снова отжимал виноград. Это была еще одна партия. Значит, сегодня снова до рассвета придется варить.

— Дин, сколько еще можно набрать этих ягод?

— Телеги две, Лор, только вот, надо прямо ехать уже, он начинает скукоживаться.

— Да, надо ехать. Иди к Карлу и к дому Шатиль, проси их ехать завтра с Карлом. Ты поможешь гончару с их крышей.

— Нет, Лора, они не знают — какой виноград брать, а какой пока нет. Гончару есть помощник — я обещал рассчитаться молоком и мармеладом.

— Когда успел?

— Сейчас, пока мы бегали с собрания и обратно — помешать котлы, меня парень догнал, что гончару помогает. Просил немного продать мармелада, если есть, говорил, мол, работу какую может помочь. Ну, я и сказал, что надо крышу помогать закрыть, а дам и мармелада, и молока — у них дети малые, Лор, ты не ругайся, что без тебя, сам обещал, — он опускал глаза, а я улыбалась, а горло само начинало сжиматься, срываясь на всхлипывания, и глаза уже заволокли слезы.

— Дин, мальчик ты мой хороший, ты уже стал тем сильным мужчиной, который, я думала, вырастет только к весне, ты молодец и я горжусь тобой, братец. Ты все правильно сделал! — я притянула его за рукав и обняла. Он смотрел на меня и не понимал — что происходит.

— Ты чего это? Почему у тебя слезы? — он переживал, но не мог понять почему я плачу.

— Потому что я все правильно сделала тогда, поручившись за незнакомого мальчишку, что смотрел мне в глаза и кричал: «мисс, поверьте, я не воровал». Я счастлива, что у меня такой брат!

— Правда?

— Конечно, ты уже настоящий мужчина, вон, смотри, и ручки уже стали не палочки, — я потрепала его вихры, которые он сам срезал ножом кое как, и он вырвался из объятий.

— Ну все, некогда мне, надо людей на завтра собрать, а вы с Шати оставайтесь, доваривайте, мы сами соберем. Готовьте посуду.

Эти две телеги винограда позволят сделать мармелад для Валенторна. Это последний виноград этого сорта. Другие могут пойти, а могут и нет. Что будет с вином — пока загадка. А люди, хоть и не все, но доверились мне, обрадовались переменам и гарантиям. Но я знала, что те, что много обещают, первыми становятся виноватыми во всем. И мне нужно было поговорить с Карлом на эту тему. Тогда, на собрании ему ничего не надо было говорить, он сам встал и пошел за мной, переживая за то, что может сделать тот мужик в панаме. А он ведь знал, что ничего не может, что тот мужик — трус, но все остальные должны были видеть, что он со мной, а его боятся, значит должны бояться и меня. Карл умный, и он был еще одним подарком судьбы, как и Дин, который ее поменял.

Ранним утром две телеги выехали из первой Долины Ангела в сторону виноградника, гончар с помощником и еще двумя мужиками, которых отправил Карл, начали крыть крышу в доме Шатиль, а мы с ней доваривали сок. В сарае весь угол занимали квадратики, круги и кучки, разложенные на изнаночной стороне листьев больших растений, похожих на лопух. Когда мармелад снимали с листьев, на нем оставался рисунок от прожилок.

И я начала делать вот что! Следующую партию мы тонко размазывали на мокрых листьях, обмытых в реке. Получался тонкий и прозрачный мармеладный лист. Такие можно перевозить прямо на листе, и продавать только в Валенторне, и только дорого. Мои мысли сейчас крутились только вокруг одного — как пробиться с мармеладками в верхний Валенторн?

Глава 37

Дин и Шатиль варили мармелад, а мы, загрузив телегу, одевшись в вещи из Валенторна, двинулись туда. Мы решили, что верхний Валенторн и сам быстро узнает о новинке. Может быть на рынке получится встретить кого-то из служанок и передать, что мы хотим