Мы думали, что он его просто прибьет. И я такой: “Чего это он делает? Он самый большой засранец. Он самая большая сволочь. Там же ничего такого и не было-то?”»

Никто из тренеров не попытался успокоить Брайанта или хотя бы что-то сказать ему.

Наконец Шварц пробормотал что-то себе под нос: «Хватит уже» или «Заткнись».

«Я даже не помню точно, что я конкретно сказал, – вспоминал он, – но это было похоже на: «Я все понял. Мы проиграли. Я облажался. Он вроде как услышал меня и типа посмотрел на меня».

Внезапно Брайант бросился к своему товарищу по команде.

«Он ничего не говорил, пока бежал на меня, – сказал Шварц, – но он определенно бросился на меня. Теперь-то я не захотел оставаться на месте и выяснять, что же он собирается делать. Я развернулся и рванул с места. Я был очень быстрым».

Шварц выбежал из спортзала с Брайантом на хвосте. «Я не оглядывался, – сказал он. – Следующее, что я помню, это что я был в кабинете медсестры, находящемся в добрых двухстах метрах от зала, и только тогда я обернулся. В этот момент он перестал преследовать меня».

Через некоторое время Шварц вернулся в спортзал. «Остальная часть тренировки определенно имела тон типа: “Никто ничего не говорит по этому поводу”, – сказал он, – потому что, когда я вернулся в спортзал, мне было так неудобно. Я ведь последний человек в иерархии».

Тренеры по-прежнему ничего не говорили о случившемся и не пытались его остановить. Шварц сказал, что если бы они попытались это сделать, то Брайант, по его мнению, успокоился бы.

Однако впоследствии Тритмен был сильно потрясен.

«Я помню, как ехал домой и увидел светофор, – сказал помощник. – Я такой: “Ну и сволочь. Я знаю Коби уже три года. Я думал, он самый милый парень в мире. А он вот какой засранец”. Потом, сидя на светофоре, я говорю: “Подожди минутку! Это же то, что делает его великим! Именно это и делает его отличным от всех! Вот почему он будет следующим Майклом Джорданом. Вот что делает его особенным и необычным”».

Будь то «другой», «особенный» или нет, но Шварц не забыл об этом инциденте. Несколько недель спустя он и Брайант играли друг против друга в другом упражнении. «Я защищаюсь с другим парнем, а Коби и еще двое нападают. Он осаживается, бросает из трехочковой зоны, попадает. Мы вынимаем мяч из сетки и выходим против него два в один. Я знал, что он не подумает, что я сделаю это. Он думает, что я отдам пас. Поэтому я пошел на него, показал, что буду делать пас, а он стоял там и пытался остановить меня».

Вместо этого Шварц отправил мяч в сетку из-под корзины прямо над Брайантом.

«Он шлепается, падает на паркет, – вспоминал Шварц. – Мяч залетает в сетку. Никто ничего не говорит. Поэтому я вытащил мяч из сетки и вроде как бросил его в Брайанта, пока он лежал на полу. Я бросил в него мячом. Я обернулся, и в этот момент я был на седьмом небе от счастья и побежал назад на свою половину».

Шварц бежал с поднятыми руками, празднуя победу. Его товарищи по команде посмотрели на него и попытались предостеречь. «Я думаю, они были такие: “Да, ты отплатил ему!” Они показывали пальцем. Так что, клянусь божественным вмешательством, я обернулся, и баскетбольный мяч летит мне в голову со скоростью около пятидесяти километров в час, и я ныряю в сторону. И это истинная правда, еще бы мгновение, и мяч ударил бы меня по затылку. Он пытался ударить меня мячом по голове. Мяч летел на меня, и это было похоже на сцену из фильма “Матрица”. Когда я повернулся, я сделал одно из тех движений, и мяч просвистел мимо моей головы. Если бы эта штука ударила меня, я бы потерял сознание».

«Это единственный раз, когда я помню, как он запустил в кого-то мячом, потому что никто не был настолько глуп, чтобы не уважать его, – сказал Шварц со смехом, – но я был мрачный как туча после того самого инцидента. И так как мне удалось отомстить ему, я чувствовал себя просто прекрасно».

Инциденты со Шварцем свидетельствовали о давлении, которое Брайант сам оказывал на себя в течение последнего сезона. В других, более спокойных условиях он находил неудачи товарищей по команде более терпимыми, особенно если другие наблюдали, сказал Сэм Райнс, вспомнив, что однажды, в конце равной игры ЛСС, Брайант имел возможность произвести четкий финальный бросок, но предпочел передать менее талантливому товарищу по команде, который был открыт. «Тренеры все еще говорят об этом, и это самое безумное. Коби был полностью открыт, он приготовился для броска в прыжке. В последнюю минуту он сбрасывает мяч парню, который не забивает из выгоднейшего положения из-под кольца. Он был открыт. Коби мог запросто начать прыгать вверх и вниз, сойти с катушек и все такое прочее, но он оставался спокойным, хладнокровным, собранным, обнял парня и сказал ему: “Хорошая попытка”. Тогда я ощутил новый прилив уважения к Коби».

«Там столько всего происходило, что мы всегда были вместе, – сказал Шварц. – Мы все любили его. Я имею в виду, в большинстве случаев. Иногда мне хотелось убить его, но, похоже, это было просто из-за противоречивой натуры его личности».

Фанаты соперничающих команд пытались воспользоваться его надменностью. Во время одной из стычек в середине сезона с соперником из Сентрал толпа скандировала: «Переоценен! Переоценен!» – в адрес Брайанта. Но это было просто неправдой. Он был на пути к тому, чтобы побить школьный рекорд Юго-Восточной Пенсильвании Уилта Чемберлена и привести «Лоуэр Мерион» к их первому за более чем за полвека выступлению в финале чемпионата штата, и все это было сделано с командой, которую все участники считали значительно менее талантливой, чем ее конкуренты.

Когда они вышли в плей-офф 17 февраля, их победная серия составила семнадцать игр. Плей-офф будет длинным, растянувшимся на шесть недель и закончится во второй половине марта. Сначала шел плей-офф «Района 1». Брайант набрал 50 очков во второй игре, против «Академи парк», еще один разнос.

«Коби просто играл с ними, – вспоминал Грег Даунер. – Они не опекали его каким-то особым образом, и это то, что обычно не дает мне спать по ночам. Знаете, он играет так, как будто может набрать 50 очков левой рукой, и в конце игры пройти на дриблинге между ног от трехочковой линии до кольца. Все мои мысли в такой вечер сводились к одному: