Что еще я знаю? — пытала себя Женя. — Нембутал, например, хорошо растворяется в воде, но имеет горьковатый вкус. Его действие усиливается алкоголем и аскорбиновой кислотой».

Женя наморщила лоб, силясь вспомнить еще что-нибудь, но больше она ничего не знала.

«Допустим, — вернулась Женя к своим размышлениям, — что все же моя версия относительно того, что всех жен Красовского постепенно травили, подсыпая снотворное в пищу, верна. Что нужно для того, чтобы такое отравление реализовать? Чтобы медленно повышать дозу, не давая женщинам ничего заподозрить о своем нездоровье раньше времени? Чтобы таким образом довести дозы до больших, полностью изуродовав мозг к этому времени, и резко оборвать прием снотворных в определенный, уже смертельно опасный момент? Как это можно сделать?

Задача требует почти ювелирной точности. Во всяком случае, неусыпного наблюдения практически за каждым шагом женщин: как спали, как ели, что делают, как себя чувствуют! И при этом иметь возможность вовремя и незаметно давать снотворное! — Женю передернуло от омерзения, но она взяла себя в руки. — Это почти стационарный режим! Когда лечащий врач подробно расспрашивает больного, еще и медсестра докладывает о своих наблюдениях. И знать барбитураты надо не просто хорошо — блестяще, на уровне врача высокой квалификации.

Красовский? Но он почти не бывает дома! Да и Лилю, такую изменившуюся, он не воспринимает как больную! Пока не скажешь — не увидит! Значит, кто-то докладывает ему? В любом случае мне стало ясно: всех женщин тайно «сажали» на барбитураты и в течение года постепенно повышали дозы, а потом убивали их, резко отменяя препарат. У Лили, без всякого сомнения, есть отчетливая клиника хронической барбитуровой интоксикации, и, чтобы не допустить очередной трагедии, необходимо как можно быстрее вывести ее из этого дома раз и навсегда, госпитализировать и провести дезинтоксикацию.

В идеале хорошо бы выявить убийцу или убийц и разоблачить их, но это уже сверхзадача. Мне бы, — честно призналась Женя, — Лильку оттуда живой вытащить, и я бы была очень довольна! В конце концов, я ведь не следователь и никому обвинение предъявить не смогу! Моя задача изначально была другой — не наказать преступника, а вычислить его, обезопасить тем самым Лилю, а заодно и самой остаться живой и желательно здоровой. Все! И это — выше крыши!

Вот и ладно, — вдруг преисполнилась спокойной решимости Женя. — Значит, одна мне дорога — в особняк, в гости к Красовскому!»

Побродив еще немного по комнате, она все же прилегла, пытаясь уснуть. Мысли, одна тревожнее другой, тут же набросились на нее, заставляя ворочаться с боку на бок, не давая покоя. Она все же провалилась в какую-то темноту, но, как ей показалось, лишь на мгновение. Между тем за окном уже рассвело и часы показывали без четверти семь.

Женя вскочила как ужаленная, боясь, что проспала и не услышала, как звонил телефон. Однако телефон не подавал никаких признаков жизни. Волнение с новой силой охватило ее: где Лиля? Где Владимир Петрович? И куда подевался Федор? Все как будто сговорились прятаться от нее, Жени, и в самый неподходящий момент!

Ожидание без действий становилось невыносимым. Появилось чувство, что она теряет драгоценное время. Оно уходит, как вода сквозь песок, медленно, но неотвратимо.

— Все! — решительно сказала Женя. — Теперь, когда наступило утро, меня ничто не остановит! Ждать у моря погоды я больше не буду! Пришло время действовать!

Она тут же набрала номер Натальи Михайловны. Трубку взяли сразу, чувствовалось, что сидели возле телефона. В трубке раздался взволнованный голос Натальи Михайловны:

— Да, я слушаю!

— Наталья Михайловна, это я, Женя!

— А-а, Женечка. — Наталья Михайловна не скрывала своего разочарования. — Владимир Петрович так и не позвонил… — Было слышно, как она заплакала. — Я всю ночь от телефона не отлучалась, не знаю, что и думать: он так никогда не поступал, если задерживался, обязательно звонил. Я пыталась сама дозвониться в особняк, но никто не берет трубку! Что-то там случилось, Женя! Сердце все изболелось — беду чует!

Женщина снова заплакала.

— Успокойтесь, Наталья Михайловна! — Женя изо всех сил старалась говорить спокойно, но голос ее предательски срывался. — Я попытаюсь проникнуть в особняк, но, может быть, Владимир Петрович еще позвонит, вы на всякий случай дайте тогда мне знать, хорошо?

— Хорошо, я, конечно, вам позвоню сразу, как только что-то узнаю, но что вы говорите: как вы проникнете в особняк? Там ведь охрана! Они вам даже калитку не откроют! Там везде стоят видеокамеры, Красовский вас сразу увидит, и тогда уж точно вы оттуда не выберетесь: он поймет, что вы что-то знаете!

— Наталья Михайловна, у меня нет выбора: я действительно много знаю, но что толку, это знание пока мертвое, я не могу его использовать!

— Я понимаю вас, Женя! Я сама себе места не нахожу! Но разве это хорошо, если и вы там исчезнете?

— Я не исчезну, я пойду туда не одна! Я буду держать вас в курсе!

— Женя, но что мне делать, если вы не позвоните? И никто не позвонит?

— Все будет хорошо! — Женя взяла себя в руки и старалась говорить уверенно и спокойно. — Не надо думать о плохом, договорились?

— Женечка, неужели нет других вариантов? Почему вы должны лезть в это логово?

— Я сейчас одна знаю о Красовском так много, что должна попытаться реализовать эту информацию. Сейчас, именно сейчас! Неспроста ни один телефон в особняке не отвечает: он что-то задумал! Вы лучше помолитесь за нас, хорошо?

— Хорошо, деточка, — еле слышно вздохнула Наталья Михайловна. — Помолюсь. Идите туда, раз ваша душа этого хочет. А я сердцем буду с вами! С Богом, деточка. Будьте осторожны!

— Спасибо, Наталья Михайловна, я вам еще позвоню. Женя положила трубку и почувствовала, что уже не волнуется, что страх исчез, как и не бывало. «Значит, я все делаю правильно!» — решила она про себя.

Телефонный звонок застал ее в ванной с зубной щеткой во рту. Она, на ходу вытираясь полотенцем, бегом бросилась в комнату.

— Да! — закричала в трубку Женя.

— Женя, это я, Федор! Ты чего так кричишь?

— Кричу? И ты еще спрашиваешь?! — Слезы полились ручьем, а вместе с ними и напряжение минувших суток.

— Жень, да успокойся ты! Нет, ну ты вообще! — Чувствовалось, что Федор совершенно растерялся и не знал, что говорить.

— Ты где был, больной поросенок? Позвонить ты, конечно, не мог? Ты лично мне совершенно не нужен, но если я взялась кого-то лечить, я обычно несу за это ответственность! Волнуюсь, чтоб тебе было понятно!

— Жень, ну ты даешь! — восхищенно протянул Федор. — Вообще-то я на работе был, освободился ночью. Не будить же тебя в три часа ночи! Жень, а у тебя точно все в порядке? Ничего не случилось, пока меня не было?

— Ничего, — пробурчала Женя. — Как ты себя чувствуешь?