Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заплаканная сестра Комаровского, приехавшая из Петербурга, одетая во все черное – черный цвет делал ее бледное лицо еще бледнее, – вертела в руках снимок и шептала:
– Нет, я его не узнаю, не узнаю… Кто это? За что он убил Пьера?
Филиппов развел руками:
– Этого я вам не скажу. Фотография пришла из Венеции, где об этом человеке знают лишь то, что его фамилия Дюмон. Во всяком случае, так он зарегистрировался в гостинице. Больше о нем ничего не известно.
Сестра покойного еще раз поднесла снимок к глазам и близоруко прищурилась:
– Нет, ничем не могу вам помочь.
Владимир Гаврилович грустно улыбнулся:
– В таком случае извините. Я понимаю, какую боль приносит вам все, что связано с братом. Но это наша работа.
Она закивала:
– Да, конечно, я все понимаю. Я провожу вас. – Женщина вышла из гостиной. – Впрочем, подождите. Сейчас я позову сына. Он приехал вместе со мной. Они с Пьером были близки. Может быть, он когда-нибудь видел этого человека.
Дама позвонила в колокольчик, и румяная горничная тотчас появилась в гостиной:
– Я вас слушаю, госпожа.
– Скажи Сержу, чтобы спустился ко мне, – приказала женщина. – Он нужен для очень важного разговора.
Девушка поспешила исполнять просьбу, и вскоре субтильный юноша лет двадцати с небольшим сбежал по лестнице в гостиную.
– Серж, это начальник сыскной полиции, – представила дама Филиппова. – Он расследует убийство дяди Пьера. Знаешь, в Италии уже нашли подозреваемого и прислали его фотографию. Посмотри на нее, пожалуйста. Может быть, ты когда-нибудь видел этого человека?
Серж улыбнулся:
– Конечно, я сделаю все, чтобы вы поскорее нашли его. – Он взял в руки снимок и прищурился так же, как мать.
Его лицо побледнело.
– Мама, ты не узнала его? – Молодой человек замотал головой, будто стряхивая наваждение. – Это же Николай Наумов, наш дальний родственник.
Сестра Комаровского хотела что-то сказать, но от волнения запнулась и закашлялась.
– Это Коля Наумов? Как я давно его не видела! – Она захлопала ресницами. – Ты хочешь сказать, что он убил дядю? Но это невозможно. Пьер столько помогал ему. Наверняка это какая-то ошибка… Коля все объяснит, я уверена. Зачем ему убивать моего брата?
Филиппов тяжело вздохнул:
– Надеюсь, что он действительно даст какие-то объяснения… Я поставлю вас в известность.
– Да уж, будьте добры. – Лицо сестры Комаровского приняло обиженное и капризное выражение. – Держите нас в курсе происходящего. Уж кто-кто, а я имею на это полное право. – Она театрально вскинула руки и прошептала: – Только, прошу вас, избавьте меня от общения с этой Тарновской. Я уверена, что она приложила руку к убийству Пьера. Боже, как хорошо, что Эмилия не дожила до всего этого ужаса!
Владимир Гаврилович поспешил откланяться.
Оказавшись в своем просторном кабинете, он зябко повел плечами: за окном стояла промозглая осень, и в помещении было холодно. Нужные бумаги уже лежали на столе, и Филиппов подумал, что его помощники, как всегда, быстро собрали информацию.
Он углубился в изучение документов, и вскоре ему стало ясно, почему сестра Комаровского не хотела верить, что Наумов – убийца. Молодой двадцатисемилетний юрист происходил из хорошей, даже очень хорошей, семьи. Его отец был пермским губернатором, довольно уважаемым и обеспеченным человеком. Николай окончил юридический факультет Петербургского университета и благополучно трудился чиновником по особым поручениям орловского губернатора.
Филиппов с удивлением узнал, что Наумовы – дальние родственники писателя Ивана Сергеевича Тургенева.
Мог ли юноша из такой семьи оказаться убийцей? Может быть, произошла какая-то ошибка? Скажем, Николай решил навестить Комаровского и случайно стал свидетелем преступления. Почему же в таком случае он не оправдывался?
Владимир Гаврилович отложил бумаги и принялся барабанить пальцами по столу. Многолетний опыт подсказывал, что в этом убийстве кроется какая-то тайна и что ему предстоит ее разгадать.
Вызвав своего помощника, он распорядился послать депешу в Венецию: молодой человек опознан.
Приморск, наши дни
Такси подвезло меня к дому, и я, стараясь, чтобы меня никто не заметил – мне ни с кем не хотелось разговаривать, да и времени на это не было, – проскользнул во двор. Здесь ничего не изменилось, да и как могло измениться? Прошло всего пять дней. Немного осыпались розы сорта «Глория», желтые и пахучие, – Надежда их очень любила. Я подумал о том, что придется забирать тело жены и заниматься похоронами. Конечно, это неприятное мероприятие. Я всегда боялся мертвецов, а уж в лице жены мне будет чудиться укор и обвинение. Некоторые из тех, кто придет проводить ее в последний путь, станут смотреть на меня с презрением. Что ж, пускай смотрят.
Ледяными руками я еле-еле открыл дверь огромного гаража, вывел серебристый «Лексус», подарок Надежды на свадьбу, и поехал выручать своих друзей. Что-то подсказывало: это будет трудно и опасно. Я не позвонил Павлову, хотя очень хотел это сделать. Я боялся свою бывшую возлюбленную и ее любовника. Эта парочка не любила шутить.
Венеция, 1907 г.
Когда комиссар итальянской полиции вышел к журналистам, на его одутловатом уставшем лице играла довольная улыбка. Один из писак, которых так недолюбливали полицейские, потому что они всюду совали свой длинный нос, в мятом пиджаке с явными пятнами от кофе, подбежал к нему.
– Мы слышали, синьор, убийца графа Комаровского опознан, – выпалил он и приготовился записывать.
Комиссар поднял руку:
– Да, могу сообщить вам, что это правда. Убийцей оказался некто Николай Наумов, родственник Комаровского из России.
– И что послужило причиной убийства? – вперед выступил длинный как шест и такой же худой представитель самой уважаемой газеты. – Вам удалось это выяснить?
Полицейский кивнул:
– Как только личность была установлена, молодой человек начал активно с нами сотрудничать. Он сообщил, что пришел к графу по одному очень деликатному личному делу, Комаровский оскорбил его, и между родственниками вспыхнула ссора. Николай убил его и хотел застрелиться, но не успел.
Журналисты зашушукались.
– Вы предполагаете, что в этом деле замешана женщина? – Неряшливый журналист с кофейными пятнами на пиджаке оттеснил своего коллегу. – Можно ли считать это убийство убийством из ревности?
Комиссар посерьезнел.
– Я сказал вам то, что хотел сказать, – буркнул он. – Как вы понимаете, синьоры, ведется следствие. Я готов выступить перед вами, когда буду обладать более конкретной информацией.