- Пусть он не забудет позвать врача, - было нечто трагикомичное в том, что приходилось просить ребенка проконтролировать отца.

Но с учетом характера Кристофа, это было лишь вопросом времени.

- Что стряслось? - когда Джозеф отошел, и они с гвардейцем остались вдвоем, дознался Грегор.

- Граф Рэльс. Кажется, он собирается сбежать.

Граф Фаулз дернул бровями.

- Раз он идет на такой шаг, - продолжал Бродерик, - то считает свой корабль тонущим.

Грегор усмехнулся от того, как ловко и завуалированно гвардеец обозвал лорда крысой.

- На него можно надавить. Но мы это делать не в праве, пока нет доказательств...

- Я это сделаю, - Грегор сразу понял, к чему тот клонит.

- По последним данным, он у себя в усадьбе. Поспешите. Нам нельзя его упустить.

- О, ни за что! Я ни за что его не упущу...

Дворецкий преграждал графу Фаулзу дорогу с рвением и самоотдачей старого пса. Видно было, что разговаривать так недружественно с представителем высшего сословия ему совсем не по душе. Столько лет он приучал себя к почтительности, к соблюдению всех правил и приличий и вот, когда волосы уже покрыла седина, он вынужден выпроваживать связанного с самой короной господина.

Да даже не выпроваживать! Грегора просто не пускали на порог!

Особого ума не надо, чтобы понять: верный слуга выполняет приказ своего хозяина.

- Я могу подождать в гостиной, пока лорд Рэльс занят, - сделав очередную попытку, он уже и не рассчитывал на успех. Просто хотел быть уверенным, что предпринял все разумные меры, прежде чем прибегнуть к безрассудным, - в конце концов, я столько сюда добирался!

- Я могу лишь вам посочувствовать, Ваше Сиятельство, - ответил дворецкий, раздраженный всей этой ситуацией, - но милорд сегодня решительно никого не принимает.

Грегор усмехнулся и развел руками. Вот же... Терпение лопнуло, выдержка подошла к концу, и он в сердцах выкрикнул:

- Ваш милорд решительно скотина!

Дворецкий побагровел.

- Я попрошу вас покинуть усадьбу, - теперь он говорил увереннее - получил причину, по которой можно оправдать свое неуважение к незваному гостю.

- Покинуть? Меня и не пустили! - отозвался Грегор, все же отходя обратно к Мефису.

Спустившись по лестнице террасы, граф Фаулз далеко запрокинул голову, оглядывая окна. Услышал ли Роберт шум? Наблюдает ли за происходящим?

Наверняка.

Но делает это он с умом и осторожностью. Грегор не заметил ни вдруг шелохнувшихся штор, ни неясной тени, ни тем более лица.

От негодования его уже почти трясло. Не стоило надеяться, что граф Рэльс так просто дастся. Быть не принятым в его доме - вполне ожидаемый поворот. Впрочем, это не мешало Грегору злиться.

Граф Фаулз был на взводе еще до своего приезда сюда. Все его тело стало каким-то деревянным, а биение сердца по громкости и интенсивности напомнило уже непрерывный стук дятла.

Причиной такому состоянию послужило письмо, спрятанное во внутреннем кармане его костюма.

Перед отъездом он заглянул в свои покои, чтобы быстро переодеться в одежду для верховой езды, и от представленного к нему слуги получил утреннюю корреспонденцию. Сегодня он не стал, как привык, дожидаться ее, а сразу занялся своими делами. Нужно было позаботиться об отце и королеве, переговорить с докторами, узнать от гвардейцев, как идет их расследование и допрос того типа, пойманного при попытке помешать Явику и Мирне сбежать, а затем проследить за Лилиан, подавить ей на нервы в осторожной надежде подтолкнуть ее к ошибке.

А письма... Письма никуда не убегут.

Однако когда он, быстро перебрав конверты, вдруг увидел свеженькое письмо, подписанное Мирной, внутри у него все похолодело. Хоть они не договаривались вести переписку, ожидаемо было получить от нее весточку. Впрочем... Граф Фаулз всем сердцем почуял неладное.

Что-то, интуиция, предчувствие говорило ему: случилась беда.

У Грегора не было времени читать, Бродерик вполне ясно дал понять, что нужно поспешить. Как стало известно, граф Рэльс купил три билета на судно, отчаливающее сегодня вечером в Рагонвойр, где, если не отказывала память, у семейства имелся особняк у моря. Очень похоже, что лорд Роберт решил выехать с родными из страны. И, учитывая его довольно острый ум и себялюбие, пути отхода у него наверняка были продуманы уже в тот момент, когда они с Лилиан только все замыслили.

Но и оставлять без внимания послание от Мирны Грегор не хотел. Поэтому взял его с собой, пообещав себе же, что прочтет при первой возможности.

И раз его не впустили в усадьбу... Вероятно, единственное, что он может сейчас сделать - поджидать, когда граф Рэльс выйдет сам. Без разницы, на что придется пойти, лишь бы остановить его. Даже пустить в ход кулаки - не такой уж и предосудительный вариант в сложившихся обстоятельствах.

И сейчас, отойдя от главных ворот, но оставаясь в достаточной близости от них, чтобы в любой момент сорваться и перехватить отравителя, Грегор решил достать письмо.

От одного его вида становилось тяжело на душе. Граф Фаулз хорошо прочувствовал, что такого страшного видела Мирна в письмах своего жениха. Ведь когда подозреваешь, что под восковой печатью скрывается ужасная новость, так хочется не вскрывать конверт и остаться в мире, где ничего плохого не случилось.

Но, к несчастью, так просто от беды не избавишься.

Шуршание бумаги, вытаскиваемой из конверта, напомнило шипение змеи.

Письмо оказалось на редкость коротким, всего несколько строк. На мгновение это даже обнадежило графа Фаулза. Ведь обычно о плохом пишут куда больше и куда длиннее... Но почти сразу стало понятно, что он ошибается.

«Мой дорогой Грегор, - екнуло сердце от этих слов и от осознания, что когда он читает ее послание, в голове звучит ее сладкий, мягкий голос, - я бы хотела писать тебе с добрыми вестями, сообщить, что все хорошо и что тебе не о чем волноваться, зная как, должно быть, тяжко тебе сейчас. Но, боюсь, боги по-прежнему не милостивы к нам обоим. Явик поставил меня перед тяжелым выбором, который невозможно избежать. Он хочет заключить со мной брак. И если я не дам на это свое согласие - в опасности окажутся мои люди. Я не могу сказать тебе больше, но уверена, что ты и так все поймешь. И я боюсь... - эта фраза была неокончена и перечеркнута, - я должна согласиться. Я не могу по-другому. Это приносит мне боль. Я знаю, что это принесет боль и тебе, и оттого я начинаю корить себя. Но я не смогу жить с кровью на руках, - чернила в этом месте размазались, как если на них случайно попала влага. Грегор почувствовал, как отнимаются ноги. Эти грустные строки высасывали из него всю жизнь, - я не знаю, есть ли выход из этой ситуации, я не представляю, что ты намерен делать. Но как бы ни случилось, я хочу, чтобы ты знал: мое сердце всегда будет только твоим».