‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Закончив, он крепко сжал пальцами лоб, зажмурился и громко выдохнул через нос.

«Проклятье... - шепнул он едва различимо, но тут же повторил, громко и яростно, - проклятье!».

Мефис дернулся, заворчал. Грегор похлопал его по морде и еще раз, предельно внимательно перечитал письмо, будто надеясь, что его содержимое изменится. Или хотя бы всплывут детали, которые он не заметил в первый раз... Но содержание было тем же.

Он разве что зацепился глазом за фразу: «Я не могу сказать тебе больше». Неужели Мирна неуверенна, что их переписка останется конфиденциальной? Хотя, когда речь идет о принуждении к браку, не стоит удивляться таким мерам.

Он мотнул головой, опустил руки. Как же... Как же так?! Вспомнились те слова Мирны об амбициях Явика. Она ведь сразу сказала, что обманывать ивтанца - плохая идея.

А Грегор ее не послушал, Грегор сделал все по-своему! Конечно, ведь он привык обманывать, обдуривать, манипулировать. Что-то сокрыл, что-то приукрасил, что-то и вовсе выдумал. Обычное дело для дипломата.

А чего он никогда не умел, так доверяться людям. Просить людей о помощи. Получать эту помощь. Явика нельзя было посвящать в суть дела. Говорить правителю соперничающего государства, что вот-вот у тебя в королевстве случится покушение на монарха - самоубийственно. Но просто сказать ему, что Мирна в опасности, что он может ей помочь, что она будет ему за это благодарна - было вполне реально.

Граф Фаулз боялся, впрочем, что в таком случае Явик не так охотно пойдет навстречу, решит ждать до конца свадьбы и не пустится с княгиней в бега прямо посреди праздника. Совсем другое дело, когда ему помахали перед носом выгодным браком...

Но Грегор мог бы просить. Мог бы умолять. Мог бы... Да он многое мог бы сделать, чтобы не хитрить!

И кто в итоге оказался брошен и обманут?

Захотелось хлопнуть себя по щеке. Неужели он даже сейчас жалеет сам себя? Ему больно, это так... Но как скверно, должно быть, сейчас приходится Мирне?!

«У тебя был план на этот случай, - мысленно огрызнулся сам на себя Грегор, - так возьми себя в руки и действуй! Пока Лилиан и Роберт не начали подчищать хвосты!».

Чувство, что у него слишком мало времени и при этом слишком многое стоит на кону, припечатывало к земле.

Но у Грегора был план. И этот план не подразумевал поражение.

Он смял в руке письмо, не в силах побороть гнев на самого себя. Хотя там содержались строки, написанные любимым человеком, он бы хотел жить в мире, где эти слова никогда не были написаны.

Разумеется, отмотать время вспять никому не под силу, но как-то выразить злость и протест к несправедливости жизни было необходимо. Если бы рядом оказался камин, он бы с радостью бросил это письмо в пламя. Если бы он не стоял на территории своего противника - втоптал бы в землю или разорвал на кусочки и пустил по ветру.

Но Грегору пришлось разгладить скомканную бумагу, чтобы она влезла обратно во внутренний карман. Спрятав письмо подальше, он все равно чувствовал его, будто оно было тяжелым, как камень, и обжигающим, как вытащенный из огня уголек.

Нужно было осмотреться, провести разведку. Может, есть какая-то лазейка? Какой-то способ пробраться в усадьбу и встретиться с графом Рэльсом? Сейчас граф Фаулз уже не готов был ждать. Судя по волнению, пропитавшему послание Мирны, Явик мешкать не собирался. Значит, у Грегора мало времени.

Он привязал Мефиса к дереву. Оставлять преданного коня, да еще и такого родовитого без присмотра совсем не хотелось. Кто знает, какие тут люди... Но искать кого-то, кто за ним приглядит, договариваться о цене, ходить туда-обратно - слишком затруднительно. Граф Фаулз понадеялся, что Мефис, как делал это и раньше, просто не позволит никому ни оседлать себя, ни увести. Он был довольно вздорным и слушался только хозяина.

Да и продать такого скакуна, будучи простолюдином очень сложно.

Голова вскипела. Грегору почудилось на миг, что ему приходится контролировать все вокруг него, каждую незначительную деталь, каждую бытовую проблему.

Видит Святой, как же сложно все делать самому!

Ему стало жаль, наверное, впервые, что за всю свою жизнь он не обзавелся друзьями. Насколько бы проще, насколько бы лучше он справился со всем, будь рядом хотя бы один верный товарищ.

Они бы разделили все на двоих. Его друг мог бы сейчас охранять Мирну, пока Лилиан выводят на чистую воду, и не было бы никакой проблемы, не было бы этого постоянного риска, этой ужасающе высокой вероятности все потерять, не удержав контроль.

Да, близкие могут сделать больно, могут предать, могут даже убить тебя. Но разве Грегор не так же думал про отношения с женщинами? А сейчас ему весь свет не мил, если рядом нет Мирны.

Граф Фаулз рьяно отталкивал от себя людей, считая, что какие-либо близкие связи, и дружеские, и романтичные, сделают его слабее.

Что ж. Сейчас, справляясь со всеми этим бедами, которые он обрушил на себя и на Мирну сам, он не чувствовал себя сильным. Нисколечко.

Грегор обходил периметр усадьбы, заглядывая через высокий забор на фасад и окна. Что он надеялся увидеть? Лазейку? Это тебе не жилище Мирны в Дурхаме, почти заброшенное, опустевшее, куда даже для древней старухи найдется проход. Сюда прошмыгнуть будет совсем не просто...

Хруст ветки за спиной сигнализировал: граф Фаулз больше не один. Холодок пробежал по затылку. Едва ли здесь ему встретится доброжелатель.

Он уж резко развернулся, готовый к столкновению с неизвестным, как тот сам схватил его за руку, одернул и... Удивил его одним лишь своим видом.

Это был не младший дворецкий или слуга, которого могли отправить на разведку после ухода грубого посетителя, и не амбал, которого граф Рэльс мог бы нанять для охраны.

Перед ним стояла полноватая женщина средних лет в одежде служанки с мягкими чертами лица, но волевым взглядом.

Впрочем, пересекшись с грозным, выражающим готовность бороться взором Грегора, она, как и многие другие слуги, затушевалась перед ним.

- Это вы?.. - потупив глаза шепнула служанка, - темный... - она оборвалась и поправилась спешно, - граф Фаулз?

Ему вспомнилось, как некогда он любил вызывать ужас и тревогу в простых людях. И как прозвище «Темный принц» казалось ему очень даже поэтичным. Каким же, однако, он был глупцом!