Лобанов отмылся первым. Сполоснувшись в бассейне, он прошлепал в комнату для отдыха, украшенную барельефами, а выше – фресками.

– Не желаете ли новую тунику? – подкатился торговец готовым платьем. – Большой выбор!

– Одна шерсть небось? – спросил Лобанов.

За минувший год суконные одежды ему опроклятели – чуть взопреешь, и все, вони полный дом. И кожа зудит постоянно…

– Отчего же?! – оскорбился торговец. – Есть одежды из тончайшего египетского виссона, есть шелк, есть лен…

– Лен?! – обрадовался Лобанов. – А ну-ка, покажь!

– Не уверен, правда, что тебе подойдет фасон… – засомневался торговец.

– Тащи!

Торговец смотался на улицу и принес длинную тунику приятного оранжевого цвета. Похоже на женскую… Да какая разница? Подол укоротим, и все…

– Почем? – спросил Лобанов, пробуя ткань пальцами.

– Один денарий!

Лобанов сунул торговцу серебряную монету, и тот малость выпучил глаза – наверное, не ожидал такой суммы. Поскорее, пока Лобанов не передумал, торговец удалился, кланяясь и расточая улыбки.

– Займемся кройкой и шитьем, – бодро сказал Лобанов.

Он аккуратно оторвал низ, укоротив обновку до середины бедра. И натянул на себя. Прелесть!

Благодушествуя, Сергей вышел на свежий воздух. Пахло жасмином и олеандром. Просторный прямоугольный двор, окруженный колоннадой, был порезан на газоны и клумбы. По мощеным дорожкам прогуливались полуголые римляне, и все как один пялились на Сергея.

Странные взгляды мужчин он игнорировал. Смешки подавлял в зародыше – зыркал на любителей хиханек так, что у тех язык к нёбу присыхал. Но все равно непонятно… Остановившись у фонтана, Сергей почесал мокрую голову. Что он делает не так? Все вокруг щеголяют в туниках! Что же их смешит тогда? Выбор ткани? Или то, что он босиком? Лобанов украдкой оглянулся. Да нет, половина выходящих из терм необута…

– Ты что ж это творишь, подлец?! – возгремел за его спиной гневный голос.

Лобанов обернулся и предстал перед матроной в столе, подпоясанной под могучей грудью и ниже неразличимой талии. Волосы матроны были распущены, и вились, аки змейки Медузы Горгоны.

– Как тебе только не стыдно?! – поддержала товарку ее подруга со сложной прической на голове. Она аж заикалась от негодования.

– Да что на него слова тратить?! – закричала третья.

– Наглость какая! – завопила четвертая, согнутая старостью в три погибели, и огрела Лобанова палкой.

Первая матрона завизжала басом и вцепилась Лобанову в волосы, мотыляя его голову туда и сюда, а прочие накинулись, и давай мутузить гладиатора – кулаками, палками, полотняными вифинскими зонтиками, ногами…

– Да вы что, сдурели?! – заорал Лобанов, теряясь и отмахиваясь от озверелого бабья.

– Это мы-то?! – рассвирепела первая матрона. – Это ты сдурел! Похабная твоя морда!

Треснула, разрываясь, оранжевая туника. Пригибаясь и закрывая голову, Лобанов дал деру. Вслед ему полетели палки и проклятия.

Влетев в термы, Лобанов остановился и содрал с себя остатки туники. Что за хрень?!

– Ты чего?! – спросил вышедший подышать Искандер.

– Да тетки здешние взбесились! – сердито ответил Лобанов. – Накинулись ни с того ни с сего, порвали тунику… Черт, пять минут всего и поносил! Вот же ж…

– Вот эту?! – выпучил глаза Искандер.

– Ну! – подтвердил Лобанов.

Тиндарид захохотал, сгибаясь в поясе и колотя кулаком по колену.

– Это… – выдавил Искандер между приступами неудержимого хохота. – Это ж оранжевый цвет, балда… Цвет брачного покрывала невесты! Понял? И ношение его мужчиной есть кощунственная издевка над чистотой и строгостью древних обычаев! Ох, я не могу!

Искандер упал на колени и продолжил хохотать.

– Да я-то откуда знал?! – рассердился Лобанов.

– Похабник… – пробулькал Искандер в изнеможении. – Кощун…

Лобанов не выдержал и тоже загоготал.

– Гладиатор, блин! – жизнерадостно орал Сергей. – Меня вот такая бабка-ёжка, полтора метра в прыжке, кэ-эк огреет клюкой! А тетки кэ-эк набросятся! А я не понимаю ничего! Сдурели вы, говорю, что ли?!

Искандер поднялся с полу, размазывая слезы по щекам, и простонал:

– Пойдем, жертва традиций!

Одевшись и поделив поровну золотые денарии, четверо гладиаторов покинули термы.

– Альта Семита – это далеко? – спросил Гефестай.

– В принципе, да, – ответил Искандер. – А тебе зачем? Это улица такая, на Квиринале…

– Да я знаю, – отмахнулся сын Ярная. – Вот, тут объявление! – Он подошел к альбумсу между мраморных полуколонн-пилястров и прочел вслух: «Доходный дом Гнея Аллея Нигидия Мая, что в середине по Альта Семита, между харчевней Септумана и домусом Квинта Гортензия, по правой стороне. Сдаются, начиная с календ апселя, лавки, конюшни и квартиры. Предоставляются бани и всевозможные удобства. Арендатор пусть договорится с Примом, рабом Гнея Аллея Нигидия Мая».

– Район подходящий… – протянул Искандер. – И до Кастра Преториа близко!

– Пошли! – решил Лобанов. – Не ночевать же на улице!

И они пошли.

Название улицы – Альта Семита – ничего общего с семитами не имело и означало всего-навсего «Высокая тропа» – улица проходила по гребню холма Квиринал.

Дом Гая Аллея Нигидия Мая оказался громадной пятиэтажной инсулой, четырехугольником замыкавшей квадратный двор. Но это была не «хрущоба» для босяков-пролетариев, требующих хлеба и зрелищ, а весьма добротный многоквартирник для людей среднего достатка. Инсула имела балконы, огражденные решетками и засаженные зеленью. Зелено было и во дворе, там стояла пара статуй и журчал фонтан, а обширный вход украшали полуколонны из кирпича.

Хромой раб Прим, «управдом», показал гладиаторам «самую лучшую» квартиру на втором этаже. Вход был со двора, по каменной лестнице. Дверь с хитроумным замком открывалась в прихожую – темный сводчатый коридор, куда выходили двери двух спален-кубикул, тесного триклиния и «раздельного санузла» – ванной-лаватрины и латрины-уборной с мраморными удобствами, в которых всегда журчала спускаемая вода. До верхних этажей вода не поднималась, приходилось набирать ее в фонтане, а если приспичит, бегать в общественный туалет.

Стены кубикул покрывали фрески, в свинцовые рамы окон были вставлены пластинки слюды, но самое главное удобство таилось по углам – фигурные керамические раструбы хипокауста. Когда в зимние холода те, кто прописан на третьем этаже и выше, будут греть озябшие руки над жаровнями, хипокауст разольет по кубикулам теплый воздух, нагретый в подвальной топке.