Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она приблизила губы к его уху.
— О! Неужели леди знает такие слова? Это наводит на размышления. Очевидно, работа в борделе — прелюбопытная вещь.
Энтони снова взял мыло, а потом скользнул ладонями по ее груди, приближаясь к темно-розовым соскам.
— Так далеко Харди зайти не успел, — рассмеялась Виктория.
— Хорошо. Иначе мне пришлось бы убить его.
— Энтони, ты, правда, ревновал? Или притворялся, чтобы посильнее напугать Харди?
Он уже достиг мягких завитков волос в самом низу ее живота, но, услышав вопрос, остановился.
Стоило ли признаваться в том, как сильно он увлечен ею? Ни одна женщина не доводила его до такого состояния. Но он обещал ей быть по возможности искренним.
— Нет, я не притворялся. Мне хотелось задушить его голыми руками. Честно говоря, если бы Николас не остановил меня, вероятно, этим бы дело и кончилось.
Виктория посмотрела на него и улыбнулась:
— Ты собираешься присоединиться ко мне или нет?
— О черт, — прошептал Энтони, а затем поднялся на ноги и, быстро освободившись от одежды, погрузился в ванну. При этом изрядное количество воды пролилось через край.
Виктория тихо засмеялась, когда его ступни заскользили по ее ногам, провели по бедрам, поднялись к груди и задержались на сосках. Оказывается, принимать ванну вместе с мужчиной — чрезвычайно волнующее и одновременно забавное занятие.
Он слегка раздвинул ноги, а потом сомкнул у нее за спиной и подтянул к себе. От его улыбки сердце Виктории учащенно забилось.
— Что ты делаешь?
— Я подумал, что тебе будет гораздо удобнее сверху.
— Ты же не собираешься заниматься любовью прямо здесь, правда? — пролепетала она.
Энтони притянул ее ближе и приподнял так, что Виктория оказалась над его бедрами.
— Какая разница — здесь или на ковре у камина?
— Но мы все вокруг зальем водой! — попыталась она возразить. Однако, ощутив мощное давление у себя между ног, внезапно поняла, что ее вовсе не заботит, сколько прольется воды, и просто открылась ему навстречу. Он медленно заполнил ее, а она смотрела в его глаза и видела в них свою погибель.
Ей хотелось каждую ночь засыпать у него на груди, чувствуя себя защищенной. Ей хотелось каждое утро просыпаться и притрагиваться к его колючей щеке.
С каждым его движением ее желание нарастало, доводя ее до исступления, и, наконец, вырвалось наружу.
Энтони сжал ее бедра, резко опустил вниз и со стоном излил в нее свое семя.
Именно в эти мгновения Виктория поняла, что побеждена. Окончательно и бесповоротно.
Она любит его.
Приговорена любить человека, который никогда не станет ее мужем.
Опасаясь вторжения Харди, Энтони ночью практически не сомкнул глаз, и теперь то и дело погружался в дремоту. Лошади вязли в глубоких сугробах, карета тащилась еле-еле. Очевидно, такими темпами засветло добраться до Лондона невозможно.
Он посмотрел на Викторию:
— Нам придется заночевать в гостинице. Она отвернулась от окна:
— Да, я уже поняла. — Ее глаза затуманились от тревоги. — Ты думаешь, нас преследует кто-то из сообщников Харди?
Энтони не хотелось ее пугать, но она, вероятно, предпочтет знать правду.
— Я бы крайне удивился, если бы они поступили по-иному.
— Спасибо за искренность. — Виктория вздохнула и прикусила губу: — А в Лондоне я буду в безопасности?
— Да. Харди и прочие заговорщики, поразмыслив, наверняка придут к выводу, что письмо не у тебя, а у меня.
Энтони от души надеялся, что так оно и будет. Однако единственный способ обеспечить ей полную безопасность — доставить послание Эйнсуорту. Чем скорее, тем лучше.
В три часа они прибыли в Сент-Олбанс и остановились у дверей гостиницы «Король и дама». Перед тем как войти, Энтони украдкой огляделся по сторонам. Напротив, через дорогу, располагалось заведение под названием «Черный лебедь», и в данный момент туда направлялся выбравшийся из своей кареты Энкрофт. Первоначально планировалось, что Николас поедет на север. Однако в дело вмешалась отвратительная погода, и они решили двигаться вместе, но заночевать в разных гостиницах и последить, не появится ли вскоре среди постояльцев кто-нибудь из гостей лорда Фарли.
Энтони вошел в комнату и с тоской посмотрел на кровать. Ему требовалось хоть немного отдохнуть перед предстоящим ночным бдением.
— Виктория, ты когда-нибудь держала в руках пистолет?
Она повернулась к нему и, бледнея от испуга, прошептала:
— Никогда. Мне придется стрелять?
— Надеюсь, что нет. Но я должен поспать час или два. Виктория медленно кивнула:
— Значит, я на это время заступаю в караул?
— Вот именно. Стреляй в любого, кто войдет в комнату без стука.
Энтони мысленно поморщился. Ну, можно ли обращаться с таким требованием к женщине? Впрочем, если на свете существуют особы женского пола, способные на подобный поступок, то Виктория, несомненно, принадлежит к их числу.
— Я справлюсь, — произнесла она.
Он положил заряженный пистолет на столик у камина:
— Садись в кресло и не спускай глаз с двери. Она улыбнулась дрожащими губами:
— Иди спать. Я буду исправно охранять нас обоих.
— Разбуди меня через два часа.
— Хорошо.
Энтони вздохнул. Можно ли заснуть, зная, что твоя жизнь находится в женских руках?
Медленно подойдя к кровати, он снял с себя сюртук и жилет, развязал шейный платок и, разувшись, снова взглянул на Викторию. Она сидела в кресле очень прямо и держала руку в нескольких дюймах от пистолета.
При виде такой сосредоточенности Энтони едва удержался от улыбки. По правде говоря, он сильно сомневался, что противник станет предпринимать какие-либо действия посреди дня в переполненной гостинице, и, растянувшись на кровати, закрыл глаза.
* * *
Виктория на мгновение оторвала взгляд от двери единственно для того, чтобы посмотреть на спящего Сомертона. Бедняга выглядел совершенно измученным. Прошел уже целый час, и пока, слава Богу, ничего страшного не произошло. Время от времени из коридора доносились звуки шагов, но у дверей, кажется, никто не останавливался.
Она позволила себе слегка расслабить напряженные мышцы и поудобнее расположиться в кресле. Впрочем, внутреннее напряжение от этого нисколько не уменьшилось. Она старательно гнала от себя мысли о том, что будет завтра. Но одного взгляда на Энтони оказалось достаточно для того, чтобы все ее усилия пошли прахом. До расставания с ним оставались считанные часы. Как быть?