— Мэгги, ты уверена, что эта женщина действительно их родственница?

— Да. Кроме того, она сказала, что будет счастлива, встретиться с вами, когда вы вернетесь. Она услышала о пожаре только через две недели, а потом целый месяц пыталась разыскать детей. Кристофер сразу узнал ее.

— Хорошо. Утром я пошлю ей письмо с просьбой о встрече.

Раздался стук. Виктория осторожно выглянула в окошко, увидела Софи и со вздохом открыла дверь:

— Зачем ты здесь?

— Думаю, ты знаешь.

— Входи. Ты тоже хочешь забрать кого-нибудь из моих детей?

Софи нахмурилась:

— О чем ты говоришь?

Пока Мэгги готовила чай, Виктория рассказала Софи о Кристофере и Кэтрин, а потом спросила:

— Итак, что заставило тебя выйти из дома и приехать сюда в такой холодный зимний вечер?

— Ты выглядишь не лучшим образом. Я заметила это, когда мы были у Дженнет, но решила повременить с расспросами. Что случилось?

— Очевидно, лгать не имеет смысла?

— Никакого.

— Я уезжала с лордом Сомертоном. — Виктория помолчала. — Это не то, что ты думаешь. Он попросил меня помочь ему выполнить задание. Я просто должна была изображать его любовницу.

— Но все это переросло в нечто большее, не так ли? — с нажимом спросила Софи.

— Да. — Виктория опустила глаза. — По правде говоря, мне неловко обсуждать с тобой подобные вещи.

— Чепуха, — отмахнулась Софи. — Я все это уже слышала от Эвис, Дженнет и Элизабет.

— Да, конечно. Однако их мужчины, кажется, не были твоими братьями?

Эффект превзошел все ожидания. За семь лет знакомства Виктории еще не приходилось видеть, чтобы Софи потеряла дар речи. Она уставилась в огонь камина, позабыв закрыть рот. Потом с трудом выговорила:

— Это он тебе сказал?

— Нет. Я сама догадалась, когда услышала историю его родителей.

Софи моргнула и посмотрела на Викторию так же пристально, как делал Сомертон. Разумеется, ведь они брат и сестра.

— Он рассказал тебе о своих родителях? О матери?

— Не все, но вполне достаточно. Чему ты удивляешься?

Вопросы Софи озадачили Викторию. Подруги всегда подчеркивали, что их мужья предельно откровенны с ними. В конце концов, любовники в определенном смысле не так уж сильно отличаются от мужей.

— Он никогда ничего не рассказывал о своей матери. Никому. Даже своей родной сестре. Я знаю благодаря моему дару.

Виктория прекрасно понимала, почему он ничего не говорил Дженне.

— Он не хочет причинять ей боль. И думает, что для нее лучше верить в то, что их мать умерла.

— Уму непостижимо, — пробормотала Софи. — Что приводит тебя в такое изумление?

— Мой брат никому не доверяет. Почти все, что мне о нем известно, я узнала, пользуясь своими способностями. Он не рассказывает ничего никому никогда. — Софи покачала головой.

Виктория пожала плечами. Да, его трудно заставить говорить. Но можно.

— А как вы ладили друг с другом? Ведь он страшно вспыльчив.

— Я столкнулась с этим только однажды, — отозвалась Виктория, вспомнив тот день, когда он разозлился и чуть не взял ее силой. — В основном он вел себя как джентльмен и обращался со мной безупречно.

— Сомертон — джентльмен? Это несовместимые понятия.

— Я нахожу его очень приятным, — сообщила Виктория таким тоном, словно говорила о погоде, а не о любимом мужчине.

— Виктория, ты его любишь? — мягко спросила Софи.

— Да, — ответила она, и ее глаза наполнились слезами. Но это ничего не значит и ни к чему не приведет.

— Я должна идти, — сказала Софи с таинственной улыбкой. — Мне нужно кое-что сделать для одной клиентки.

— В такое позднее время?

— Да. Она ужасно требовательна.

Софи вышла из приюта, спустилась по лестнице и остановилась на нижней ступеньке.

Свершилось чудо. Сомертон доверился Виктории. Любить такого человека, как он, очень непросто. Однако раз Виктории удалось растопить его ледяное сердце, значит, впереди их ждет великая любовь. Софи в этом нисколько не сомневалась.

И все-таки до сих пор не могла прийти в себя от изумления. Чтобы Сомертон раскрыл душу женщине, с которой знаком всего несколько дней? Невероятно! Они просто созданы друг для друга. И должны быть вместе.

Софи решительно сжала рукой перила. Она найдет способ решить эту проблему.

Энтони от души надеялся, что мать еще не проснулась. Ему вовсе не хотелось, чтобы она увидела его здесь. Дверь со скрипом отворилась. На пороге стояла Виктория, одетая в будничное шерстяное платье мышиного цвета.

Она выглядела как женщина, чьим единственным предназначением является забота о сиротах, а никак не рискованные путешествия в сопровождении любовника.

— Почему ты сама открываешь дверь? У тебя нет лакея? Виктория удивленно округлила глаза:

— Ну, разумеется, есть. Двадцать лакеев, десяток горничных и, конечно, дворецкий.

Энтони несколько смутился от такой язвительной отповеди:

— Извини.

— Входи, пока кто-нибудь тебя не увидел. — Она открыла дверь пошире и посторонилась.

Энтони перешагнул через порог и тотчас очутился в атмосфере домашнего уюта. Деревянные полы, тепло, воздух напоен ароматом свежеиспеченного хлеба, с верхнего этажа доносятся ребячьи голоса…

Вручив Виктории пальто и шляпу, он подождал, пока она повесит их на крючок, и, желая узнать, чем заполнена ее повседневная жизнь, спросил:

— Что сейчас делают дети?

— Старшие занимаются, младшие играют, — ответила она и, войдя в маленький кабинет, добавила: — У меня было столько дел, что я не успела достать ожерелье.

— Понимаю. По правде говоря, я с трудом представляю себе, как можно за одно утро умыть, одеть, накормить и усадить за уроки восьмерых детей.

— Теперь их только шестеро. Энтони заметил, как дрогнул ее голос.

— Виктория, пока мы были в отъезде, здесь что-то произошло?

Она отвернулась:

— У двоих малышей объявилась тетя и забрала их. Он подошел к ней сзади, притянул к себе и обнял:

— Разве не лучше, если они будут жить в семье?

— Да, конечно. Но…

Он повернул ее лицом к себе. Только ли разлукой с детьми вызваны эти горькие слезы? Она всхлипнула и посмотрела на Энтони заплаканными голубыми глазами:

— Прости. Обычно я не даю волю слезам.

— Кажется, тебе нелегко дались эти два дня.