– Общались! Я ей с мамой помогала, работау меня посменная, вот и согласилась за Еленой Константиновной приглядывать. Вызнаете, что Маша пропала? Второй день нос домой не кажет. Баба Катя такойскандал закатила, ко мне прибегала, орала: «Немедленно найди шалаву, пусть кматери возвращается! В квартире жить нельзя! Воняет хуже, чем в аду!» А чем япомочь могу? Машка передо мной не отчитывается.

Я вынул удостоверение сотрудника агентства«Ниро» и решительно заявил:

– Галя, Маша умерла!

Газетчица отреагировала неожиданным образом –она порылась в карманах куртенки, вынула резинку, стянула волосы в хвост исказала:

– Понятно! А когда вернется? Если она васприслала, чтобы договориться про Елену Константиновну, то ничего не выйдет.Пусть Маня сначала за прошлые разы заплатит. Она мне что обещала в тот день,когда вас выперла? Соловьем пела: «Галчонок, сегодня все сполна отдам и ещенакину за задержку!» А сама! И ведь я ей позвонила, напомнила: «Машк,поторопись, сегодня я сидеть до опупения не могу, мы договаривались на недолго,и чего? Ты где?» Она мне в ответ: «Галя! Солнышко! Еще часочек, и я вернусь.Денежки со мной. Выдам тебе премию, купишь себе ту сумочку, красную». Я, дура,поверила! До полуночи ее ждала, а потом обозлилась и ушла.

– Оставили беспомощную ЕленуКонстантиновну одну, – не выдержал я, – бросили парализованную безприсмотра!

– Так она не убежит никуда, –дернула головой Галя, – она мне не родня, я за деньги за ней следитьсогласилась, а Машка обманула. Знаете, сколько она мне должна? Короче, я непойду! Пусть даже и не надеется. Сначала тугрики, затем договариваться будем.Врунья!

– Галя, Маша умерла, – повториля, – и, похоже, вы были последним человеком, с которым она общалась.

Продавщица вцепилась пальцами в прилавок.

– Как умерла? От чего?

– У Беркутовой случился инсульт, –пояснил я, – Маша упала в кафе, думаю, она не собиралась вас обманывать,при ней нашли крупную сумму денег.

Галина резко захлопнула окошко, повесила нанего табличку «обед», потом открыла дверь, подняла прилавок и велела:

– Лезьте сюда.

Я втиснулся в крохотное пространство.

– Садитесь на ящик, – приказалаГаля, – она и правда умерла?

Я терпеливо повторил:

– Да! Очень вас прошу ответить на моивопросы.

Галя вытащила носовой платок, начала теребитьего и в конце концов прошептала:

– Спрашивайте.

– О чем вы говорили с Машей?

– Когда?

– В последний раз.

Галя уронила платок.

– Звонила я, просила поторопиться, Манькапообещала через час приехать и долг привезти. Все.

– Откуда у нее деньги, вы знаете?

Галя схватилась рукой за горло.

– Ой! Я поняла! Это Олеська! Она убилаМашу!

– Маловероятно, – попытался яостановить продавщицу и внезапно сообразил: Маша ничего не сообщила подруге окончине старшей сестры.

– Она, она, – загудела Галя, –Машка с ней не дружила, вечно они лаялись, особенно из-за коммунальныхрасходов. Маня требовала, чтобы сестра половину оплачивала за свет, газ и услуги.А Олеська отказывалась, говорила: «Я тут не живу, лампочку не жгу, воду не лью,с какой радости должна платить? Лишних денег у меня нет». Машка же в ответ:«Раз ты прописана, то обязана. А не хочешь платить – выписывайся. Почему ядолжна за тебя свои деньги отдавать? По документам нас тут трое. Уматывай, мнеменьше насчитают!» Один раз они подрались. На мой взгляд, обе были не правы, ноя на Машкиной стороне стояла – Олеська сбежала, о матери не заботилась.

– Она деньги давала, – напомнил я.

Галя скривилась.

– Копейки! Машке еле-еле на памперсыхватало.

– Похоже, ваша подруга, хоть о покойныхплохо и не говорят, не очень-то заботилась о маме, – не утерпел я, –в комнате стоит жуткая вонь.

– Это только последние два месяца, –пояснила Галя, – Машка Елену Константиновну специально не мыла. Людипостоянно приходили, всякие разные чиновники. Их квартиру расселяли, вот Машкаи перестала, пока вопрос не решится, гигиену соблюдать. Елене Константиновне пофигу, валяется овощем, а Манька ради трехкомнатной была готова дерьмо на лопатесожрать!

– Никак не пойму связи между грязью ипредоставлением просторной площади, – сказал я.

– Ой, какой вы наивный! –воскликнула Галя. – Все очень даже просто. Банк хочет сэкономить. Вкомнатке три женщины прописаны, значит, им «двушки» хватит выше крыши! А вотесли одна из них инвалид лежачий, то точно «трешку» отслюнявят, закон такойесть. Только в нашей стране мало чего по правилам случается, вот Машка инадумала на жалость давить. Сами посудите, придут представители банка, увидятЕлену Константиновну, лежит она, тихая, молчком, какой от нее вред? Зачем Машкетри комнаты? Мать не двигается, не спорит… А если ее не мыть? Тут другойнатюрморт: вонь дикая, значит, те, с долларами, носы зажмут и вон поскорей,пожалеют Маню, сообразят, что ей нормальную квартиру дать следует.

– Ну и ну, – воскликнул я, –это отвратительно!

– Ты небось в коммуналке не жил, –ощетинилась Галя, – не на такое люди идут!

– Так почему вы решили, что Машу убила Олеся? –вернул я газетчицу к интересующей меня теме.

Галя подняла с пола платок.

– Машка про сестру чего-то узнала! Она заней следила.

– Зачем?

Собеседница понизила голос:

– Денег хотела слупить! Это раз. Аво-вторых, она мне тут сказала: «Теперь за мамой говно другие выносить станут,а я деньги получу! Хорошие!»

– Каким же образом Маша намереваласьразбогатеть?

– Не знаю. Она мне не рассказывала!Только я в курсе, что Маня в Олеськин шахер-махер нос засунула и много чеговынюхала.

– Что именно?

– Она не рассказывала! Но часто говорила:«Еще немного нарою – и хана! Придется Баяну на мои условия соглашаться! Яумная!»

– Баяну? – переспросил я. – Этомузыкальный инструмент?

– Нет! Баян – человек, – ответилаГаля.

– Как его зовут?