и маска… Да не может быть такого, утром ведь гляделась в воду – все было как надо!»

– Дядя Чарим, – не выдержала я, – у меня глаза карие вообще-то, чего вдруг ты про синие заговорил?

– Правда, что ль? – удивился он. – Показалось, значит. Видно, как распогодилось, небо отразилось, вот я и решил…

Показалось ему, как же! Таким, как Чарим, никогда ничего не кажется, а если вдруг и померещится невесть что, так они это нечто со всех сторон рассмотрят и ощупают, чтоб не ошибиться! Но он не приглядывался ко мне слишком уж пристально, я бы обратила внимание. Может, в самом деле небо отразилось? Как рыцарь Раве говорил – глаза у меня синие, но очень темные, цвета грозовой тучи, когда ее солнце немного подсвечивает, и вот, наверно…

– Вот, добрые люди, отмыл, – выдохнул странник, грохнув котел возле костра.

Мак заглянул внутрь, придирчиво поскреб стенки пальцем и удовлетворенно кивнул – чисто, мол.

– Ну держи, заслужил. – Вител плеснул ему в плошку из своей фляги, странник жадно глотнул и надрывно закашлялся, когда огненное пойло обожгло простуженную глотку. – Вот видишь, на пользу пошло! Закуси-ка…

– Это я на завтра приберегу, – просипел тот, схватив хлеб с сыром, – а то неизвестно еще, когда удастся брюхо набить. А может, добрые люди, взяли бы вы меня с собой? У меня руки нужным концом приставлены, за скотиной ходить умею… А у вас, гляжу, работников-то маловато!

– Э, нет, – ответил Чарим, – у нас уже имеется нахлебничек, этот вот дурень малолетний. Второго не надобно. У костра можешь погреться, и будет с тебя.

– Тогда я уж лучше к своим пойду, – тяжело вздохнул странник, проводив взглядом флягу. – Может, не прогонят вдругорядь, еще чего-нибудь расскажут… Благодарствую за угощение, добрые люди!

– Иди, иди с миром, – кивнул Вител и молчал, пока он не скрылся из виду, а потом негромко сказал: – Пойду лошадей проверю. Ленни, идем-ка со мной, поможешь.

Я встала и двинулась следом, недоумевая: чем я помочь-то могу? У напарников лошади смирные, упряжные – тем более, а Серебряного я еще засветло обиходила…

Правда, я в темноте хорошо вижу, но сейчас-то тучи разошлись, и луна светит во всю силу, хоть иголки в траве собирай!

– Вот что, Ленни, – тихо произнес Вител, когда мы подошли к его серому мерину, – у тебя жеребец захромал.

– Разве?

– Да. На заднюю левую. Так что замотай-ка ему ногу как следует, да и вторую тоже – мало ли, застудил. Породистые лошади нашим не чета, от ветерка, бывает, хворать начинают. Завтра в поводу пойдет, ясно? И накрой его как следует. Эту вот попону возьми, что ли, она получше твоей дырявой тряпки будет. И смотри, чтоб не сползала.

– Дядя Вител…

– И без разговоров! – немного повысил он голос. – Может, это я на старости лет собственной тени пугаться начал… Но лучше делай, как сказано. И гриву с хвостом подмажь…

– Откуда вы… – ойкнула я.

– Ленни, я не вчера родился, – покачал головой Вител. – И уж крашеную лошадь отличу, тем более что красишь ты неровно, сразу видно – не умеешь. Что уж о Чариме говорить, он это сразу заметил… Действуй, я посмотрю, чтоб никто не подобрался.

Я только вздохнула и полезла в суму за плошкой и краской – ее нужно было разводить водой.

– У кого увел жеребца-то? – негромко спросил Вител, пока я возилась с Серебряным. – И, главное, как ухитрился? С твоими-то умениями!

Я хотела отмолчаться, но он продолжал:

– Или все же не просто увел? Красавчик твой… хотя вовсе он не Красавчик, ты сегодня проговорился, да и раньше, я слышал, иначе его называл, когда думал, что никого рядом нет. Ну и вот, конь мало того что породистый, так еще и вышколен будьте-нате, и в походах явно бывал, сразу видать. А такие обычно к одному хозяину приучены, и это явно был не ты.

– Теперь я, – буркнула я. – Прежний умер.

– Все-таки будешь уверять, что конь отцовский?

– Не совсем, но около того, – ответила я, подумав: если князь Даккор назвался моим опекуном после смерти родителей, то, значит, считался близким родственником.

– Но если б он тебе в наследство достался или в подарок, вряд ли бы ты его красить да прятать стал, верно? Значит, увел без спросу. Из дому сбежал, что ли? – сделал неожиданный вывод Вител, и я выдохнула с облегчением.

– Вроде…

– Погоди, дай угадаю… Ты еще совсем мальчишка, мать твоя, скорее всего, еще женщина в самом соку… Как муж помер, снова замуж вышла? Киваешь? Ага… А новому муженьку ты, видно, не ко двору пришелся, – с удовольствием заключил он. – Либо он тебя по-своему воспитывать решил. Ты и отправился куда глаза глядят, а конь, видно, в самом деле отцовский, раз тебя признает и слушается.

– Ага. – Я шмыгнула носом. – Почти так. Матушка меня сама отправила к рыцарю Данвору, денег дала, сколько смогла, и еще свои девичьи украшения, только я не знаю, где их продать и сколько просить, обманут ведь! Да и жалко, кое-что ей отец дарил, вот. И коня она разрешила взять, все равно он отчима чуть не убил, когда тот хотел на нем проехаться.

– Так зачем ты его красишь-то? – спросил Вител, удовлетворенно вздохнув. – Раз не без спросу взял?

– Боюсь, меня искать будут, – честно ответила я. – Отчим, если разозлится… ух! А он точно разозлился, что я удрал, и наверняка послал за мной хоть кого… Но так-то меня поди высмотри, что во мне особенного? А у Красавчика масть слишком приметная, его издалека узнают. А продать его…

– Да понял я, – вздохнул он. – И отцовская память, и конь немолодой уже, и продешевить боишься. А другого в обмен взять – надуют, как пить дать.

– Правда твоя, дядя.

Я похлопала Серебряного по крупу, вытерла руки о попону и принялась заматывать ему ногу темной тряпкой.

– И ищут тебя, может статься, вовсе не ради того, чтобы вернуть к матушке под крылышко… – задумчиво протянул Вител. – И владения ваши, должно быть, не такие уж бедные, как ты говорил. Либо были побогаче при твоем отце, раз он мог себе такого скакуна позволить…

– Может, и так. Я напраслину ни на кого взводить не собираюсь. Но и дома мне не жизнь.

– Ясно… – Он протянул руку и потрепал меня по затылку. – Ну, значит, тебя и впрямь судьба с нами свела. Поедем за перевал, там, глядишь, найдется для тебя какое-никакое дело по нраву!

– Спасибо, дядя Вител, – тихо ответила я и утерла нос рукавом.

– Заканчивай да спать ложись. И чтоб я тебя до утра