— Ты, батя, оружие собираешь, — начал он. — В армии служить мечтал. Наверно, военным завидовал. Боюсь, не по нутру тебе мое признание будет.

— Не переживай, сынку, — Прокопыч ловко скрутил "козью ножку" и закурил. — Кому судьба — воевать, а кому — и хлеб растить.

— Я был красноармейцем. Не думай, не сбежал! Разбили нас деникинцы. А так, может, до сих пор бы винтовку таскал. Но знаешь, не нравится мне в других стрелять. Воевать не нравится. Гимнастерку да шинель снял, рубаху твоего сына надел, веришь, дышать легче стало!

Он вздохнул.

— Я ведь и жизни раньше не знал. От рождения с мамкой на глухом хуторе пробедствовал.

— А говор у тебя, хлопче, не деревенский.

— Мать моя грамотная была, в гимназии училась. Все мечтала о каких-то знатных родственниках. Мол, увидят они меня, такого красивого да умного, за своего признают. Мамка умерла — я пошел в город работу искать. И как завертела меня жизнь, никакого передыха не дает!

— Дак, может, у меня останешься? Кормить тебя буду, и одежку справим. Работы всем хватит. Землю тебе выделим, женим.

— Я бы с удовольствием остался, да, понимаешь, случилось кое-что. Раненый у меня на руках. Вернее, раненая. Вначале думал — парень, начал перевязывать, оказалось, девчонка, парнем переодетая. Совсем молоденькая. Я её спящую в чистом поле оставил. Только соломой прикрыл.

— Вот для чего тебе платье!

— Да. И лошадь эта — её, но нам в дороге, разумею, помехой будет. У меня, Прокопыч, больше ничего нет, и если ты мне откажешь, я не обижусь. Просто, сможешь — помоги! Дай справку, что мы — муж и жена, к родным пробираемся, скажем, куда-нибудь на Азов.

Прокопыч, глубоко затянувшись, помолчал.

— Справку, хлопче, дать нетрудно. А если вас на чем-нибудь поймают? Тогда и мне, и моей семье — несдобровать.

— Могу только пообещать, что буду использовать эту справку в самом крайнем случае.

— Хорошо, дам я тебе такую справку.

Старик последний раз затянулся и отбросил окурок в сторону. Проследил его полет, как если бы хотел вернуть, и махнул рукой.

— Как имя-отчество жены?

— Марина Прокопьевна. А мое — Ян Георгиевич.

— Прокопьевна — в честь меня?

— А то… Ты же ей теперь, как крестный отец. На жизнь благословишь?

— Благословлю.

Через некоторое время Ян с самодельной матерчатой сумкой, в которой уместилось оторванное Галей от сердца новое синее платье, шерстяной платок и продукты, что собрала в дорогу Дарья, возвращался туда, где он оставил раненую Марго.

Он шел обратно, как ему показалось, невыносимо долго, а когда подходил к заветному стожку, невольно ускорил шаг. Весь путь парню мерещились картины — одна страшнее другой: возвратился один из ночных всадников и зарубил спящую Марго; пошли в наступление деникинцы и захватили раненую девушку в плен. Кто знает, от кого именно ей нужно прятаться? И вообще кто она? Одета на манер ординарца, но не в форменную одежду, а полугражданскую, подогнанную по фигуре. Кто из офицеров белой армии или других цветов флага возил за собою переодетую мужчиной женщину? Любовницу?

"Почему обязательно любовницу, — возражал сам себе Ян, — она же говорила, что с отцом ездила. А он, возможно, прятал её от всех…"

С дороги лежащую Марго не было видно. Ян разволновался и побежал к стожку напрямик по стерне.

Его опасения оказались напрасными: девушка была на месте и спала крепким сном, хотя солнце двинулось к полудню и светило ей прямо в лицо. Он перенес свою подопечную в тенек и разбудил.

Она открыла глаза, улыбнулась Яну и вдруг легко села на своей соломенной лежанке.

— Я, наверное, выгляжу ужасно? — доверчиво спросила она, поправляя волосы.

— Для раненой накануне — вполне прилично, — скупо похвалил Ян, хотя, на его взгляд, выглядела Марго просто великолепно. С лица ушла мертвенная бледность, оно порозовело и даже слегка загорело на весеннем солнце. Глаза, все ещё сонные, казались нежными и темными. Русая вьющаяся прядь свесилась на левый глаз и придавала лицу девушки милое озорное выражение.

— А у меня ничего не болит, — удивилась она, прислушиваясь к себе. И, знаешь, я бы с удовольствием чего-нибудь поела.

— Как раз этого я и боялся, — пошутил Ян. — Проснется, думаю, голодная, съест все наши запасы!

Он стал выкладывать продукты на старенький, но чистый рушничок, положенный в сумку заботливей Дарьей.

— Какое объедение! — хлопнула в ладоши Марго. — Даже молоко и мед. Ты — просто волшебник.

— Я бы так не сказал, — пожал плечами Ян. — Если бы мы продавали твою лошадь на ярмарке, за неё дали бы намного больше.

— Что? — чуть не подавилась Марго. — Ты продал Леди?

— Так значит, её звали Леди? Жаль, не знал, пришлось на ходу придумывать другую кличку. И потом, не продал, а выменял на продукты и одежду.

— Выменял… Племенную кобылу! Знаешь, сколько рублей золотом предлагали за неё англичане?!

— Что поделаешь, англичан поблизости не оказалось. Пришлось искать других покупателей.

— Тогда я не буду это есть, — Марго отодвинула от себя продукты. — Кто дал тебе право вмешиваться в мою жизнь, продавать мою лошадь, вытаскивать эту дурацкую пулю? Мое плечо, пусть бы там и торчала!

Яна нисколько не смутила девичья истерика. Он считал, что поступил правильно, и никаких угрызений совести не испытывал.

— Хорошо, раз ты так просишь, обменяем продукты на оружие и я встрельну пулю на место.

— О, я не сразу заметила, — Марго сморщила нос и оглядела его с ног до головы. — Ты заодно и переоделся. Надоело быть военным?

— Считаешь, форма мне больше к лицу? Тебе нравится любая форма или только красноармейская?

— Мне нравятся мужчины, дорожащие воинской честью; дезертиров я презираю.

— А вот один мой знакомый граф говорил, что лучше живая собака, чем мертвый лев.

— Твой граф тоже был трусом, как и ты!

— Мало того, что ты — капризная, ты ещё и неблагодарная особа! Видно, родители не занимались твоим воспитанием. Теперь это немного поздно, но попробую: для начала я тебя побью.

— Как это "побью"? — всерьез испугалась Марго. — Неужели ты поднимешь руку на женщину?

— Никакая ты не женщина. Невоспитанная избалованная девчонка, да и только. К тому же не слушаешься старших.

— Я буду тебя слушаться, — спохватилась она.

— Вот это другое дело. Во-первых, ты должна как следует поесть. Кто знает, как долго придется нам скитаться, пока мы не найдем место, пригодное для жизни, — где нет войны. Не может же быть, чтобы весь мир воевал! Наверное, где-то живут люди обычной жизнью, не мучая и не убивая друг друга… Во-вторых, ты должна перестать причитать над своей лошадью, потому что если ты хорошо подумаешь, поймешь, что у нас не было другого выхода. Любая встреченная группа военных отобрала бы её, и, скорее всего, бесплатно. Да ещё бы поинтересовалась, откуда у нас племенная кобыла? А сейчас твоя Леди в хороших руках.