– Я получил. Спасибо. – Волгин помолчал, пытаясь взять себя в руки и справиться с дрожью. – Вы не знаете, куда он мог уйти?

– На восток. К своим. Только туда. Он просил раздобыть ему карту. Я раздобыл. Я понимал, что рано или поздно он уйдет. Я знал, что он не будет сидеть здесь. Он не был создан для неволи. Он был свободным. Но это очень опасно. Один человек был прямо-таки помешан на том, чтобы найти его.

– Что за человек? – напрягся Волгин.

– Эсэсовец. Нездешний. Ваш брат нарисовал по его требованию фреску в одном из здешних храмов, а после бомбардировок с фреской что-то случилось. То ли была повреждена, то ли погибла вовсе. Этот человек хотел во что бы то ни стало восстановить ее.

Питер указал в дальний угол. На стене углем был выведен лик святого, сжимавшего в одной руке толстенный фолиант. Вторая рука была воздета вверх и направлена ладонью на зрителя. Половина лица отсутствовала, зато над головой сиял золотом дугообразный нимб.

Глаза святого глядели на Волгина строго и печально. И от этого мудрого взгляда в душе невольно рождался трепет.

– Это и есть фреска?

– Эскиз. Фреска осталась на стене в храме. Если сохранилась, конечно. Ваш брат относился к ней как к живой. Повторил ее здесь. Я не однажды заставал его сидящим перед этим рисунком. Он просто сидел и смотрел. Он просил меня принести краски, но где я мог найти краски? Хлеба и то не было, а поди найди краски для фрески. Я смог отыскать только вот это золото, потому что солдаты СС пригнали в починку машину и хотели, чтобы передняя панель была золотой. Я отлил немного для вашего брата. Он был счастлив. Он иногда был очень взрослым, а иногда вел себя как ребенок…

– Вы сказали, его искал какой-то человек…

– Да, – кивнул автомеханик, – искал и очень хотел найти. Этот человек пытал меня в гестапо. Он был в большом гневе из-за того, что ваш брат сбежал из лагеря. Он был готов землю вывернуть наизнанку, лишь бы найти вашего брата. Очень властный человек. Очень жестокий.

– Не помните, как его звали?

– Они все были для меня на одно лицо. И на одно имя.

– Хаммер? – спросил Волгин.

– Да, – оживился Питер. – Точно. Хаммер!

Волгин невесело усмехнулся.

– Понятно.

– Если вы отыщете этого человека, он наверняка что-то сможет рассказать про вашего брата.

– В Нюрнберге живут несколько Хаммеров. Здесь это довольно распространенная фамилия. К сожалению, ни один не подходит под описание…

– Погодите! – вскричал автомеханик. Он пришел в большое возбуждение и даже взъерошил на макушке редкие волосы. – Но ведь это не фамилия! Вы ищете человека по фамилии Хаммер?

Волгин был сбит с толку:

– Ну да, конечно.

– Боже мой, – нервно рассмеялся Питер, – но ведь это не имя! Хаммер – это не имя. Он был садистом. Он ломал заключенным пальцы молотком и получал от этого большое удовольствие. Хаммер – это его кличка. На немецком языке слово «хаммер» означает «молот»!

Казалось, будто свет брызнул на спрятанный во тьме предмет и обнаружил его иные, неожиданные очертания. Волгин перевел взгляд на полуразмытое от потеков изображение в углу подвала. Две мускулистые руки хищно сжимали третью – худую, прижимая ее ладонью к поверхности наковальни. Тяжелый молот был занесен над нею, казалось, что в следующую минуту он расплющит беспомощные хрупкие пальцы.

* * *

– Обращение нацистов с военнопленными и узниками концлагерей было беспрецедентно жестоким, – произнес Руденко.

Он стоял перед накрытыми серой бумагой столами; столы располагались у дальней стены зала 600, по левую руку от судейского возвышения.

Руденко подал знак, солдат сдернул со стола лист бумаги. Глазам публики предстали сложенные в пирамиду брикеты темного мыла.

– Предъявляю показания препаратора анатомического института в Данциге Зигмонда Мазора. – Главный обвинитель достал из папки лист бумаги и размеренным голосом принялся зачитывать сухие строки: – «Мыло варил я из трупов мужчин и женщин. Одна производственная варка занимала несколько дней – от трех до семи. Из двух варок, в которых я принимал участие, вышло готовой продукции – мыла более двадцати пяти килограмм. Для этого было собрано семьдесят-восемьдесят килограммов человеческого жира примерно с сорока трупов…»

Раздался женский вскрик. Руденко бросил краткий взгляд на собравшихся, затем продолжил:

– «Мыло получалось неприятного запаха. Для того чтобы уничтожить запах, прибавляли бензальдегид. Готовое мыло поступало к профессору Шпалеру, который хранил его у себя лично. Работами по производству мыла из человеческих трупов, насколько мне известно, интересовалось и гитлеровское правительство. В анатомический институт приезжали министр просвещения Руст, министр здравоохранения Конти, гауляйтер Данцига Альберт Форстер, а также много профессоров из других медицинских институтов. Сам я лично для своих потребностей – для туалета и стирки – употреблял это мыло из человеческого жира. Лично для себя я взял этого мыла четыре килограмма. Лично для себя также брали мыло Рейхерт, Борман, фон Барген и наш шеф профессор Шпаннер…» Я прилагаю это мыло в качестве вещественного доказательства, – добавил главный советский обвинитель. По залу пронесся тяжелый шепот.

Он извлек из папки еще один лист бумаги.

– «Точно так же, как человеческий жир, профессор Шпаннер приказал собирать человеческую кожу, которая после обезжиривания подвергалась обработке определенными химическими веществами».

Руденко подал знак, помощник сдернул бумагу со стенда, на котором открылись неопрятного вида лоскуты.

По залу вновь пронесся ропот.

– «Производством человеческой кожи занимались старший препаратор фон Барген и сам профессор Шпаннер. Выработанная кожа складывалась в ящики и шла для специальных целей…» Так об этом пишет Мазор. Какие же это были цели? – вопросил Руденко, обводя глазами присутствующих.

Нэнси, вглядывавшаяся в происходящее с балкона, обернулась и увидела Волгина, возникшего в дверях. Она отчаянно замахала рукой, показывая, что оставила рядом свободное место. Волгин направился к ней.

– Ваш обвинитель рассказывает страшные вещи, – тревожно зашептала она, пока Волгин располагался в кресле. – Как ты думаешь, всему этому действительно можно доверять?..

Волгин молча кивнул.

– Ты не знаешь, что произошло вчера вечером? – продолжала Нэнси. – Я слышала, наш солдат застрелил русского возле Гранд-отеля…

– Убийца был одет в американскую форму, – ответил Волгин. – Но пока нельзя утверждать, что это был американский солдат.

– Его не поймали?

– Нет.

– Плохие новости, – пробормотала Нэнси.

Волгин не ответил.

– Я еще раз хочу спросить, что же это были за специальные цели, о которых упоминает Мазор? – громко поинтересовался главный обвинитель от СССР. – А вот они!

Помощник по сигналу сдернул бумажный покров со второго стола. Под бумагой обнаружились дамские