По мере того как голоса становились громче, Эмили начала подумывать, в чем теперь причина их ссоры. В действительности она никогда не знала, из-за чего они ругались, поскольку крики утихали на некоторое время, когда она входила в комнату. Хозяин обычно вылетал в холл, а хозяйка колотила кулаками по одеялу и пачкала постель. Хотя мадам снизошла до того, чтобы объяснить Эмили, что ее недержание, или что-то в этом роде, как она это называла, случается только тогда, когда она разволнуется, Эмили считала, что иногда хозяйка это делает нарочно, просто чтобы усложнить ситуацию. Да, подумала Эмили, кивая головой в сторону потолка, если это будет продолжаться, то сегодня утром ее ждет несколько недержаний; в этом она не сомневалась.

Только в обеденное время Эмили узнала, из-за чего они ругались на этот раз. Она несла поднос с обедом наверх и дошла уже до площадки, когда услышала громкий и ясный голос хозяина, из чего она поняла, что дверь в спальню была открыта. Он кричал:

— Я говорил тебе, что дам ему пенсию и пусть убирается; от него мало проку, он не может больше выполнять свои обязанности, он слишком стар.

Затем она услышала голос хозяйки:

— Ты никогда не отправишь его на пенсию. Пока я здесь, Эбби будет жить здесь. И после тоже. Послушай меня, дорогой мой, и слушай внимательно. Эбби останется здесь, когда ты уйдешь. Ты слышишь это? Эбби останется здесь, когда ты уйдешь. Твое время истекает. Я предупреждала тебя. Я честно тебя предупреждала.

— Ты сошла с ума, женщина! Ты не можешь выгнать меня отсюда, и ты это знаешь. Если бы могла, ты давно бы это сделала. Я это знаю. Но ты не можешь. Есть ли право женщин на собственность, нет ли права женщин на собственность, но я твой муж, и, когда тебя не будет, я могу предъявить права на это все по закону.

Смех, который заполнил площадку, вызвал у Эмили гримасу удивления, поскольку, если он и не звучал, как смех сумасшедшей, он также не звучал, как смех нормальной женщины. Затем голосом, в котором звучал все тот же смех, она прокричала ему:

— Ты, выскочка! Послушай. Слушай и помни, что я скажу. Ты услышишь, как я буду точно так же смеяться после смерти. Поверь мне, так будет.

Эмили не сошла с того места, где стояла, когда мистер Берг выскочил на площадку, прошел мимо нее и сбежал вниз по лестнице, даже не заметив ее. Она подождала еще немного, пока не почувствовала тяжести подноса, а затем пошла в спальню.

Хозяйка лежала, откинувшись на подушки, и улыбалась. И она продолжала улыбаться, когда посмотрела на Эмили.

— Я думаю, что ты все это слышала.

— Что слышала, мадам?

— Не изображай передо мной пустоголовую идиотку, девица! — Улыбка начала исчезать. — Ты слышала все, что я сказала ему, этому человеку, которого ты зовешь хозяином.

— Я не прислушиваюсь, мадам. Я занимаюсь своим делом. — Эмили в это время устанавливала столик на коленях хозяйки.

Наклонившись к Эмили, Рона Берч прошипела:

— У тебя два лица, девушка, одно для этой комнаты, а другое для кухни. Там, внизу, ты постоянно занята, кухарочка. Я знаю то, что знаю. А здесь ты встаешь в позу, думая, что превосходишь меня из-за моей болезни. Но ты, как и он, дорогуша, однажды будешь очень удивлена. И до этого осталось не так уж много времени. Время быстро приближается, это так; да, так.

— Ешьте ваш обед, мадам. — Эмили поставила поднос на столик. Потом она выпрямилась, разгладила фартук и спокойно сказала: — Доктор сказал вам около недели назад, что вы не должны волноваться, мадам, вы это знаете, потому что если вы будете волноваться, то ваши вспышки раздражения вас доконают...

С быстротой, которая не соответствовала тонкости рук и слабости тела, Рон Берч сорвала серебряную крышку с обеденной тарелки, откинула ее в сторону, а потом швырнула тарелку с мясом, подливкой и овощами в лицо девушки.

Вопль, который испустила Эмили, по громкости превзошел все крики, которые когда-либо доносились из этой комнаты. Подливка, хоть и не была обжигающей, все же была горячей. Эмили отшатнулась назад и закричала:

— О! О! Вы... вы злобная тварь! — А сама убирала остатки овощей и мяса, которые прилипли к ее лицу и груди. Девушка стояла, прислонившись к туалетному столику, хватая ртом воздух, когда в комнату ворвался Лэрри.

Сразу же оценив ситуацию, он встал около жены, протянув руки, как будто хотел задушить ее:

— Я мог бы убить тебя, женщина! Я бы с радостью убил тебя сейчас. Тебя нужно изолировать; запереть в приют; там твое законное место, в приюте.

Рон Берч ничего не сказала, а просто смотрела на него, а ее ненависть исходила в виде испарины.

Когда хозяин повернулся к Эмили, его всего трясло, голос дрожал:

— Идите приведите себя в порядок... Я разберусь здесь. О Боже! Я разберусь.

Берч подвел ее к двери и вытолкну на площадку, потом закрыл дверь; она стояла, неспособная двинуться с места, пока не услышала звук удара. Эмили развернулась в порыве открыть дверь, но, когда услышала второй такой же звук, поднесла руку к перепачканному лицу, наклонила голову и, спотыкаясь, пошла к лестнице.

Берч снова ее ударил. Он не должен был этого делать, в конце концов, она была больной женщиной. Хоть Рона была отвратительной, ему не надо было этого делать. Сеп никогда бы не ударил миссис Мак-Гиллби, какой бы плохой она ни была; но ведь миссис Мак-Гиллби ни за что бы не швырнула тарелку с горячей едой ей в лицо.

На кухне Люси кинулась к ней.

— Неужели она... она... Это она сделала?

— Да! Это она. — Эмили подошла к раковине и начала набирать воду. Девушка покачала головой и сказала: — Странно, но я не должна была так удивляться или пугаться, поскольку всегда ждала, что она когда-нибудь швырнет в меня тарелку с едой.

— Да! Она ужасная женщина. Ой, ты вся испачкана, Эмили.

— Да... да, это так. Хорошо, придется это снять. Сделай мне чашку чая, пожалуйста. Мне это не помешает.

Умывшись, она смыла грязь с платья, а Люси, наблюдая за ней, грустно сказала:

— А ведь сегодня твой день рождения. — Потом она обняла ее за талию, и прошептала: — Ох, как бы мне хотелось, чтобы ты поехала со мной, Эмили. Я так бы этого хотела!

Гладя голову Люси, Эмили подумала про себя: «Мне бы тоже, Люси; как бы мне хотелось поехать с тобой». Однако она сознавала, что отъезд Люси привяжет ее еще больше к этому дому, теперь она чувствовала себя обязанной хозяину. Тем не менее сейчас желание уехать было сильно в ней, и не только потому, что хозяйка швырнула в нее свой обед, а из-за того, что сделал хозяин. Люди, занимающие такое положение, как ее хозяин, не должны, по ее мнению, бить женщину. Такое случалось только в среде рабочего класса, самого бедного рабочего класса. Мистер Берч несколько упал в ее глазах. Но ведь она с самого начала знала, что он не джентльмен, то есть он не был настоящим джентльменом по происхождению. Поэтому девушка в конечном счете решила, что нет ничего удивительного в том, что он ударил жену.