В Англии все короли сплошь Эдуарды. А мне один достанется.

– И ты здесь, – не обращая внимания на прижавшуюся к нему хозяйку и слегка отстранив её, шагнул Порохов к стихшим парням, протянул руку высокому:

– Здорово, Жорик. Повеселиться захотелось?

– Развлечься, – ответил небрежно тот, не вынимая рук из карманов, – а вас какими ветрами, семейный человек?

Тимоня тоже с удивлением взирал на командира.

– Семейным, значит, развлечения запрещены? – отпарировал Порохов. – Чула!.. Эмма!.. Э-э-э?…

Он запутался в именах и кличках.

– Мадам Бовари, если позволите, – цепко притянула его к себе хозяйка и зашептала на ухо: – Можно Эмма. Так теплее, даже сердечнее. Надеюсь, мотоцикл вам не помеха?

– Не понял? – склонился к ней Порохов.

– Вино предпочитаете или водочки?

– Коньяк, пожалуй. – Порохов демонстративно поднёс руку хозяйки к губам и галантно поцеловал.

– Ах, эти кавалеры! – воскликнула мадам Бовари. – Девчонки! Встречайте гостей! Сегодня у нас большой приём!

И она повела Порохова в гостиную, где оторвали головы от телевизора и задвигались на диване две девицы: пухленькая, вся в белом живчик-блондинка тут же вскочила, повеселев; загадочная ленивая брюнетка в чёрном плавно обмахивалась веером с китайскими красными иероглифами, алый прозрачный шарф вился вокруг её длинной шеи и стелился у ног.

«А пацаны говорили – бордель, – мелькнуло в голове Порохова, – вполне приличный уголок. Полюбуемся приютом греха».

– Я вас видела, – протянула ему ручку маленькая в белом. – Надин.

– Очень приятно, – хмыкнул в ответ Порохов, ему захотелось погладить девчушку по головке, – Эдуард.

– Вы на речке прелестно с вышки ныряли. – Блондинка сияла, и ямочки на её щеках розовели от счастья.

– С мальчишками баловались, – отвернувшись, опустил глаза на брюнетку Порохов, и та под его взглядом лениво прогнулась, повела оголёнными плечиками и, откинув назад величественную голову, будто испытывая его, медленно провела веером по своим влажным подрагивающим губам.

– Юлия, – прошептали, поманили к себе её губы.

– Эдуард, – коротко ответил он, отрываясь от черноокой, и почти грубо напомнил хозяйке: – Выпить бы, мадам…

А сам подумал: «Без водки пьянею. Вот чёрт! Настоящую бабу-то забыл, когда видел».

– Зови Эмма. Не забудешь, – загородила хозяйка и диван, и черноокую, и легонько втолкнула его в другую комнату, больше похожую на кухню, хотя, кроме сервированного бутылками стола, нескольких стульев и кустодиевских репродукций с голыми купчихами на стенках, в ней ничего не было.

– Можно? – Схватил в руки бутылку коньяка Порохов.

– Ты прямо огонь, дорогой, – прижалась к нему пышной грудью Эмма. – Куда спешим?

– Не знаю, – смутился Порохов. – Чудно тут у вас. Не думал.

– У нас душевно. – Она совсем завладела и его руками, и телом, и он не заметил, как она протянула ему бокал, до краёв наполненный водкой.

– Я бы коньяк…

– Пей. – Она поцеловала его в губы, а оторвавшись от него, сама поднесла бокал к его губам.

Так из её рук он всё и выпил, обливая себя и её водкой, и уже не помня себя, бросился её целовать. Загремели, западали стулья, а она выключила свет…

Пришёл в себя Порохов уже на полу, она, обнимая, ласкала ему волосы на затылке и, легонько подталкивая с себя, шептала:

– Милый, милый… Ты меня задушишь.

Ему казалось – он потерял сознание, с ним произошёл обморок, которого никогда не случалось, если только в детстве. Он силился вспомнить: что было с ним? Что он делал? Что вокруг происходило? Это было безумство. Тогда он снова зло вцепился в её податливые горячие губы и завладел ею теперь уже сознательно, изощрённо, словно издеваясь за недавнее своё беспамятство. Она стонала, порой срываясь на крик, и тогда ударяла его ладошкой, но ему казалось, ласкала.

Когда он затих, она поднялась и ушла первой, шепнув на прощанье:

– Не забудь про стулья и свет включи. Я жду в гостиной.

Порохов ощупал себя в темноте, поднялся весь разбитый, но уверенный и, наведя порядок, выпил водки. В гостиной, кроме неё и Жорика, дребезжащего на гитаре неразборчивое, никого не было.

– Может, горячего чайку? – улыбнулась ему Эмма.

– Неси. – Он сходил назад за водкой, принёс бутылку с бокалами, налил себе и Жорику, протянул ему бокал.

– Выпьем?

– За что? – принял тот водку.

– За настоящих мужиков, – не задумываясь, сказал он.

– Давай.

Они чокнулись и выпили разом. Порохов взял у Жорика гитару.

– Есть любимая песенка, Эмма? – спросил он хозяйку, которая так и не присела к ним на диван, наблюдая, не вмешивалась.

– Я девочек посмотрю, – улыбнулась ему она и вышла.

– А у тебя?

– Я бы ещё выпил, – не глядел на него Жорик.

Он налил ещё.

– Теперь за что?

– Не знаю.

– Твой тост? – Порохов слегка толкнул парня в плечо. – Чего набычился? Ревнуешь?

– Было бы за что.

– Зря ревнуешь.

– Да пошёл ты!

– Ксения хорошая девчонка.

– Заткнись!

– Я её не трогал. И не трогаю.

– Зарекался кобель!..

– Я пьяный, поэтому и треплюсь тут с тобой. – Порохов налил ещё водки, они выпили, помолчали.

– Она тебя любит.

Порохов поднялся, шагнул из гостиной, ища выход.

– Где здесь на улицу?

– А чего же живёшь с ней? – Жорик вскочил с дивана, вцепился ему в рубашку на груди. – Верни мне её! Отдай!

– Нет уж, – отшвырнул его от себя Порохов; вроде легонько оттолкнул, но тот, взмахнув руками, отлетел вместе с пуговицами его рубашки, грохнулся на диван навзничь, скатился на пол и долго поднимался. Порохов ждал, не уходил.

– Я тебя спрашивал, помнишь?

– Ну?…

– Помнишь, говорю?

– Ну, помню.

– Ты отказался?

Жорик молчал.

– Отказался?

– Ну.

– Вот и забудь. А полезешь – убью. Теперь Ксения моя.

И Порохов ушёл.

Частный визит

– Ты приезжай, Николай Егорович. Мы ещё долго возиться будем. Тут для тебя сюрприз нашёлся, – закончив разговор, Шаламов повесил трубку, и в телефоне запиликали гудки отбоя.

Курасов помчался к начальству.

– Владимир Ильич, – начал он с порога. – Мне прокурор-криминалист звонил с места происшествия, Шаламов. Труп на набережной Волги. Уже несколько дней в петле висел, а соседи нашли. По запаху.

– Мы-то здесь при чём? Прокуратура пусть и занимается. – Сараскин оторвал голову от бумаг на столе, устало взглянул на своего заместителя. – Не понимаю вашего интереса, товарищ майор?

– Шаламов намекнул, что труп к делу «санитаров», тьфу! К банде «ювелиров» отношение может иметь.

– Убийство?

– Пока только труп.

– Позвольте, но…

– В ломбарде покойник работал. А убит он или сам в петлю залез, неизвестно пока.

– Присядьте. Объясните.

– Ремень, из которого петля была изготовлена, покойнику принадлежит. Опознали.

– Так.

– Больше ничего Шаламов не сказал. Работают они там.

– Интересно. Но мы-то с какого бока, Николай Егорович?

– Шаламов, видимо, что-то ещё обнаружил при осмотре. Ему про «ювелиров» из ориентировки нашей