— Нет, — коротко ответил бритый, направляясь к машине.

— Мне они тоже ни к чему. — Иван повернул ключ зажигания. Двигатель глухо заработал. — Крепко его напугали, я даже не думал, что он сразу позвонит, таким уверенным всегда выглядел. Ладно, поехали, надо доложить.

Двенадцать часов ночи. Самое рабочее время. Окна сталинского кабинета были завешены плотными темно-зелеными шторами. На столе сукно такого же цвета. Положив ладони на краешек стола, Абакумов ждал очередного вопроса. Но Хозяин не спешил продолжать разговор. В какой-то момент Абакумову показалось, что он недостаточно ясно изложил ситуацию и пауза возникла потому, что Иосиф Виссарионович хочет услышать продолжение, и он вновь заговорил ровным размеренным голосом:

— В настоящее время мы ведем контрразведывательное обеспечение в Архангельской, Вологодской, Мурманской областях, в Карелии. Именно там активность немецких разведок чрезвычайно высока. За последние полгода в эти районы выброшено около сорока разведывательных и диверсионных групп. Одиннадцать из них взяты под наш полный контроль, а шесть уничтожены.

— Ваша мысль мне понятна… Мы уже выходим на государственные границы. Как вы готовитесь к такому положению? А ведь оно очень серьезно! Ведь только так называемых «добровольных помощников» немцев около четырехсот тысяч, а еще немало и таких, которые выполняли полицейские функции на территории России. Кроме того, немцами создавались многочисленные отряды, которые принимали участие в карательных экспедициях. Это батальоны «Бергман», — принялся Сталин загибать пальцы, — легион крымских татар, пятнадцатая и шестнадцатая латышские дивизии, двадцатая эстонская дивизия СС, первая русская дивизия СС.

Абакумов даже не удивился осведомленности Сталина. В конце концов, он ведь был не единственный, кто докладывал Верховному, а Сталин никогда и ничего не забывал, и от его внимания не ускользала даже малейшая деталь.

Но отставать от Сталина не полагалось. Нужно было доказать, что эти проблемы ты знаешь глубже, чем Верховный, иначе зачем ты тогда поставлен на такой пост!

— По данным немецких аналитиков, в рядах вермахта служит около семисот тысяч добровольцев.

— Вот видите, — левая рука Сталина слегка приподнялась. — Они должны понести заслуженное наказание. Что вы намерены делать?

— Всех немецких пособников нужно давить безо всякой жалости, товарищ Сталин, — не скрывая ненависти, ответил Виктор Семенович. — Сейчас мы планируем широкомасштабную акцию по фильтрации всех тех, кто оставался на оккупированной территории. Среди них немало пособников фашистов. Немцы оставляют после себя хорошо разветвленную агентурную сеть. Нужно в кратчайшие сроки пресечь возможные диверсии и террористические акции. Уже сейчас идет массовая проверка. Мы создали двадцать шесть спецлагерей НКВД, в которые отправляем бывших старост, полицаев, карателей. Всех тех, кто запятнал себя сотрудничеством с немцами.

— Все правильно, товарищ Абакумов. — Сталин сунул курительную трубку в уголок рта. — Вижу, что вам ничего объяснять не нужно.

Виктор Семенович уже давно обратил внимание на привычку Сталина подолгу держать пустую трубку в зубах. Однажды он имел возможность рассмотреть ее, оставленную на столе, — мундштук был подпорчен многочисленными укусами. Тогда он всерьез удивился крепости зубов Сталина.

— Но следует помнить и о том, что в настоящее время на фронтах у нас нехватка людей, поэтому граждане призывного возраста, не замешанные в связях с фашистами, должны проходить проверку на месте, минуя спецлагеря НКВД.

— Слушаюсь, товарищ Сталин! — с готовностью отозвался Абакумов.

— И всех тех, кто прошел проверку, направлять в запасные части, откуда они после прохождения боевой подготовки должны отправляться на фронт. После того, что они вытерпели и видели во время оккупации, я думаю, они станут хорошими солдатами. Если кто и научился ненавидеть фашистов по-настоящему, так это только те, кто пострадал от оккупации!

— Так точно, товарищ Сталин, — поспешно отозвался Абакумов. Встреча подходила к концу, но не было сказано главного. Он вздохнул. — Иосиф Виссарионович, у нас имеется очень серьезная информация о том, что на вас готовится покушение.

Положив трубку на край стола, Сталин безразлично спросил:

— Разве это в первый раз?

— Но сейчас ситуация посерьезнее.

— Охраняйте! Да и чего мне бояться? Ведь у меня самая лучшая охрана в мире. Вряд ли такой охраной может похвастаться даже Гитлер.

— Все, конечно, так, товарищ Сталин. Но сейчас особая ситуация. Приближается конец войны, и немцы попытаются сделать все возможное, чтобы остановить наше наступление.

— Вы можете мне сказать, чем это покушение отличается от всех остальных? — несколько раздраженно спросил Сталин.

— Мы имеем информацию о том, что разрешение на ваше устранение было получено от самого Гитлера. Во всех остальных попытках этого не было. Террористический отдел СД действовал всегда на свой страх и риск. В этот раз поддержка будет предоставлена на самом высоком уровне. Мы не располагаем сведениями, какие именно ресурсы будут подключены, но предполагаю, что очень и очень немалые.

В лице Сталина ничего не изменилось. Он редко позволял себе поддаваться эмоциям. Даже в самый разгар веселья он лишь скупо улыбался, а о том, что он был невероятно зол, можно было догадаться по едва насупленным бровям.

Высшая степень неудовольствия!

До критической точки было еще далековато, но следовало готовиться к худшему.

— Покушение разрабатывается во внешней разведке СД. Самом серьезном подразделении имперской безопасности. Насколько мне известно, разработкой операции поручили заниматься лично Кальтенбруннеру и Шелленбергу. Не исключено, что разрабатывается не одно покушение, а сразу несколько… Мы уже готовы к этому, товарищ Сталин. Но я бы попросил вас не присутствовать в многолюдных местах.

— Что вы имеете в виду?

— Например, на театральных премьерах, на митингах…

— Это невозможно. — Сталин взял трубку со стола, но она, неожиданно выскользнув из его пальцев, упала на край стеклянной пепельницы, отколов от нее крохотный кусочек. — Что ты будешь делать! — раздосадованно вскликнул Иосиф Виссарионович и, подняв небольшой кусочек стекла с раковистым изломом, аккуратно положил его в пепельницу. — Я должен появляться перед людьми, перед народом. Что подумают наши граждане, если я буду прятаться за кремлевской стеной и избегать любых массовых мероприятий? Так вот я вам скажу, что они подумают, а они подумают, что товарищ Сталин сильно испугался фашистов, — в голосе Иосифа Виссарионовича прозвучала откровенная ирония.

— Но все-таки, товарищ Сталин, ситуация серьезная и требует…

— А вы послушайте меня, — трубка вновь оказалась в руках Хозяина. Он оплел ее пальцами. Вряд ли Иосиф Виссарионович собирался курить, скорее всего, он держал трубку в руках в силу многолетней привычки. — Товарищ Сталин не боялся царской охранки и уж тем более не собирается бояться врагов сейчас, когда победа над фашистами близка! Вы меня хорошо поняли? — После такого обращения полагалось встать.