когда корабль приблизился к берегу, отрывистое эхо орущих мужских голосов было отлично слышно над волнами.

– Берсеркеры, – сказал я моим спутникам, в ужасе взиравшим на корабль.

Не без легкой дрожи я распустил паруса, надеясь, что мы достигнем места нашего назначения без происшествий. Со всех стоянок мужчины сбегались к берегу в ожидании высадки варварской орды, защитников становилось все больше, каждый при оружии: копья, ножи, лопаты, веревки – все, что смогли найти. Нам повезло: наше судно до того стояло на приколе за изгибом залива, никто не видел, как мы отплыли, а сейчас на оледеневшие берега уже высаживались воины короля, чтобы развязать невообразимой жестокости бойню.

Отплывая все дальше в открытое море, мы смотрели то с восхищением, то с ужасом, как два племени налетают друг на друга. Отрубленные конечности, головы, срезанные с плеч, кровь, веером оседавшая на волнах… Я чувствовал вину за то, что в рядах моих соотечественников, сражавшихся с врагом, нет меня. Но наше пребывание в Вик-и-Мирдаль изначально предполагалось коротким, а мне предстояло заняться своими делами.

Вскоре мы оказались достаточно далеко, чтобы звуки бешеного насилия оживали только в наших ночных кошмарах, и я встал на свое место у руля рядом с Гардром, стараясь не обращать внимания на горестные стоны нашего мальчика-медвежонка Ими.

– Сколько нам понадобится дней, как думаешь? – спросил Гардр, и, пожав плечами, я посмотрел на небо в надежде, что звезды не позволят нам сбиться с курса.

– Недели две, – ответил я. – И то при условии, что богам не вздумается наслать на нас штормы.

– Я думал, ты не веришь в богов, – улыбнулся Гардр во весь рот, и я вдруг сообразил, что больше не замечаю отметин от уродовавших его ожогов. Если бы не рубцы, парень был бы красавцем.

– Я верю в то, во что я должен верить, – сказал я. – В данном случае в то, что я найду своего кузена. Теперь это моя единственная путеводная звезда.

Мозамбик

1000 г. от Р. Х.

Сны вгоняли меня в ужас.

Днями, неделями, не помню, как долго это продолжалось, я бродил в одиночестве, воображая города и страны, где я никогда не бывал, пререкаясь с людьми, которых я знать не знал, нелепые слова и обрывки странных разговоров перемешивались в моей голове.

Просыпался я в испарине, на влажных простынях, хоть отжимай, и этот мерзкий осадок лип к груди и лицу.

Иногда сквозь трещины в каменной стене рядом с моей головой сверкало солнце и жгло мне веки. Я пытался открыть глаза, чтобы понять, где я, но не различал ничего вокруг, только черноту. Тело ломило от боли, а когда я шевелил ногой или рукой, боль становилась невыносимой, и меня либо швыряло обратно в беспокойный горестный сон, либо я кричал, подзывая кого-нибудь, кто мог бы помочь в моей беде.

Прикосновение прохладной руки, мокрые тряпицы на моем лбу и тихий нежный голос, напевающий незнакомые мелодии, пока сознание то возвращалось ко мне, то вновь пропадало…

Время от времени я вылезал из постели и пытался пройтись по комнате, опираясь на ладони, прижатые к стене, чтобы не упасть, но боль терзала мою лодыжку, и мне стоило неимоверных усилий держаться на ногах. Комната была овальной и почти пустой, в ней не было ничего, кроме постели на полу и деревянного стола с грубой резьбой по поверхности. Единственная дверь вела в другую комнату, и там, внутри, днем и ночью горел огонь, но когда я пытался войти, некто вставал и выпроваживал меня туда, откуда я пришел.

– Вам нужно спать, – уговаривал голос, женский. – Силы вернутся к вам, только если вы будете спать.

Она же и кормила меня. Теплые тарелки, определенно с бульоном, в котором плавали кусочки запеченного мяса и незнакомых мне овощей, запах жасмина и лаванды щекотал мне ноздри, побуждая выпивать миску за миской. Я настолько изголодался, что ощущал, как еда движется по моим внутренностям, взбадривая меня, но как только я наедался, веки мои слипались и я опять погружался в тревожное забытье.

Порой до меня доносилась музыка, звуки струнных инструментов, а потом из воздуха вырастал голос старухи, напевавшей колыбельную. Глубокий голос, подвижный, но, судя по модуляциям, страданий на долю певицы явно выпало побольше, чем на долю многих прочих.

Когда я пытался что-то сказать, слова застревали у меня в горле и старуха прикладывала палец к губам, «ш-ш-ш», утихомиривая меня, как младенца. Надо подождать, говорила она, все свойства и навыки вернутся к тебе, но надо потерпеть. Постепенно я проникся уважением к этой старой женщине, чувствуя себя в безопасности, когда она была рядом. Я спросил, как ее зовут, но, кажется, она не поняла, о чем я бормочу. Что до снов, они никуда не делись, эти бесконечные, непрестанные сны. Пирамиды и скульптуры, драгоценности и деревянные стелы. Сандалии, амулеты и причудливые росписи, украшавшие корпуса кораблей. Что я понимал во всем этом? Однако сны эти казались мне более реальными, чем осязаемый мир вокруг меня.

Наконец однажды утром я открыл глаза и увидел солнце, ворвавшееся в выемку в каменной стене, заменявшую окно, – это отверстие старуха иногда завешивала простыней, чтобы приглушить свет. Я медленно поднялся, привалился спиной к стене и, когда старуха вошла, посмотрел на нее, сумев в кои-то веки сфокусировать взгляд. Она была очень старой и куталась в несколько слоев тряпья, скрывавшего ее дряхлое тело. Кожа у нее была морщинистой, а по белкам ее глаз, по тому, как она глядела прямо перед собой, мне стало ясно, что она слепа.

– Где я? – спросил я старуху. – Что со мной случилось?

Буря, вероятно, разразилась поздней ночью, на вторые сутки нашего путешествия, и последствия ощущались повсюду в стране – от южной ее оконечности и вплоть до прибрежных окраин. Я намеревался плыть на север по направлению к Дар-эс-Саламу, но стоило подуть ветрам, как верхушка грота отвалилась от мачты, и мне оставалось лишь проклинать Лисула – человека, продавшего мне столь ненадежное судно. Нас швыряло по волнам, и надеяться мы могли лишь на милосердие безжалостного Бога.

Сперва я почти ничего не мог вспомнить, разве что ледяной дождь, ночную тьму и наши четыре тела, катавшиеся по палубе, когда мы теряли управление судном. Но неделя шла за неделей, и память постепенно возвратилась ко мне. Я спал в каюте под верхней палубой, когда мой помощник Гавеш прибежал за мной. Небо заволакивают тучи, сообщил он, а там, дальше, видно, как молнии раскалывают небеса. Судя по его голосу, Гавеш