Мысли метались, обгоняя друг дружку. Зачем уезжать?! Останусь здесь, в Америке. Деньги у него на первое время есть – мать по привычке держала их на полке под бельем, а там, глядишь, что-нибудь придумает.

Когда через несколько часов в дверь квартиры покойного профессора Шестернева постучался представитель советского консульства, Леня Шестернев находился уже далеко от дома. С небольшим школьным рюкзачком, набитым самыми необходимыми вещами, он автостопом добрался до Сан-Франциско и растворился в огромном городе.

Первые дни он упивался свободой. Целыми днями бродил по шумным улицам, пялясь на витрины магазинов, побывал в зоопарке, на стадионе, спускался к заливу. На ночь он забирался на какую-нибудь покачивающуюся у причала яхту и, устроившись на палубе среди канатов и парусов, думал о том, что теперь он один на всем белом свете и что будет дальше – неизвестно. Однако страха не испытывал, а только презрение к родителям, особенно к матери. Она, она во всем виновата! Говорил ей отец, что плохо себя чувствует. А ей все, как всегда, было по фигу. Но, между прочим, отец тоже хорош – размазня, никогда не мог постоять за себя.

Через три недели родительские деньги подошли к концу и для Лени наступили черные дни. Ему пришлось познать науку выживания – он все время проводил в поисках еды, рыская по оптовым рынкам, попрошайничая и подворовывая. Леня стремительно опускался на дно. Он с ног до головы зарос грязью. В ободранном, истощенном, нервном подростке уже трудно было узнать бывшего ученика одной из престижных московских спецшкол. Он голодал. Каждый следующий день начинался, как и предыдущий, с желания поесть. Леня доходил до отчаяния, хотя гордость и самолюбие не позволяли ему обратиться в советское консульство, мимо которого он довольно часто проходил, бродя по городу.

В то утро Леня Шестернев проснулся на скамейке в небольшом скверике напротив ночного клуба. Всю ночь над входом в клуб сияла неоновая реклама, до утра из-за неплотно прикрытых дверей доносились звуки музыки и громкий женский смех. Несколько раз сквозь сон Лене показалось, что чей-то мужской голос по-русски звал то ли Таню, то ли Саню.

Утром, стряхнув сон, он подумал: может, зайти? Если там русские, вдруг помогут и возьмут на работу?

Но, постояв у входа, он решил, что лучше вернется сюда к вечеру. Сейчас надо найти чего-нибудь пожевать.

В этот день ему повезло. На соседней улице у супермаркета стоял морской контейнер с фруктами, нужна была помощь в разгрузке.

К вечеру, изрядно подустав от тяжелой работы, Леня получил двадцать пять долларов и в маленьком магазине купил батон хлеба и пакет молока. Чернявый продавец, отсчитывая сдачу, окинул его подозрительным взглядом и молча подал пакет с продуктами.

Леонид решил эту ночь провести на старом месте у ночного клуба.

Наступили сумерки. Он торопился. На скамейке можно будет прокантоваться до утра. Леонид и предположить не мог, что от самого магазина за ним идут два парня. Проходя мимо клуба, он сбавил шаг. Потом остановился. А что, если зайти? Пацаны, с которыми он общался на пляже, рассказывали, что частенько подрабатывают на карманные расходы мытьем посуды. Вдруг его возьмут на работу? Он бы старался…

Удар в спину заставил его резко отскочить в сторону. Дальше все получилось, как в кино. Смуглый парень, выше и старше его самого, злорадно улыбаясь, схватил за запястья, а второй, юркий и наглый, сунул руку в карман джинсов и вытащил деньги.

– Ты что, гад? – заорал Леня почему-то по-русски.

Изловчившись, он сделал верзиле подсечку. Тот упал и с размаху ударился об асфальт. Второй, зажав деньги в кулаке, ударил Леонида под дых. Тут Леня озверел. Поливая грабителей площадным матом исключительно на родном языке, он молотил обидчиков со всей злостью, накопившейся в нем за эти тяжелые дни. Парни поначалу опешили, но потом быстро сообразили, что их двое и они явно сильней, и решили с белобрысым психом разговаривать методом силы – кулаками и ногами.

Драка привлекла внимание хозяина клуба. Джонни Томмазо сразу уши навострил, услышав знакомые слова «Дитынах! Бобтуюмьят!», раздававшиеся с улицы. Вот те раз! А ведь так его русские девочки объясняются между собой, когда не в духе. Он толкнул дверь и вышел на крыльцо. Ничего себе, двое против одного. А тот блондин совсем еще мальчишка! И, пожалуй, знает приемчики, умело отбивается.

– Пелять! – донеслось до него, когда блондин, сделав выпад, лягнул противника в пах. – Пелять ипона!

Тот согнулся, но второй подставил блондину подножку. Парень упал. И двое обидчиков стали ногами избивать поверженного мальца. Джонни Томмазо не любил, когда били лежачего. Он сбежал по ступенькам и, сграбастав двух пуэрториканцев за шкирку, отшвырнул в сторону.

– Пошли вон, подонки! – заорал он и отвесил пинка под зад и тому и другому. Парни, не оглядываясь, бросились бежать.

Леонид поднялся с тротуара и увидел перед собой пожилого широкоплечего мужчину лет пятидесяти пяти.

– А ты молодец! Отменно дрался, – сказал тот по-английски. – Мне показалось, ты что-то им пытался объяснить по-русски. Ты что, русский?

– А твое какое дело? – попятился Леонид, вытирая рукавом кровь, капавшую из рассеченной губы и надбровья.

– Ну-ну, не заводись! Звать тебя как?

– Леонид.

– Леонид? Здорово! Так звали короля Спарты. Слышал о таком древнегреческом государстве?

Леонид насупился.

– Я не грек, я русский!

– Ладно, ладно. Пусть так. Но дрался ты все равно как настоящий гладиатор, как Спартак. Слышал про него?

– Да, слышал. Моего отца звали точно так же.

– Почему звали? Где он сейчас?

– Погиб два месяца назад в автомобильной катастрофе… вместе с матерью, – сказал Леонид, и его голос дрогнул.

– Ну, парень, вот это действительно удар, все остальное – чепуха! – Джонни Томмазо обнял Леонида за плечи. – Зайдем-ка на минутку ко мне, – сказал он, подталкивая Леню к лестнице. – Умойся, у тебя все лицо в крови.

Когда Леонид смыл кровь и осторожно вытер распухшее лицо полотенцем, мужчина снова спросил его:

– А где ты живешь, парень?

– Нигде.

– И давно ты из России?

– Скоро пять месяцев. Но домой, в Москву, я возвращаться не хочу, – скороговоркой добавил Леонид.

– Понял. Ты решительный парень. Я это сразу почувствовал. И знаешь, ты мне нравишься. Давай познакомимся. Меня зовут Джонни. Джонни Томмазо.

Леонид пожал протянутую руку.

– Сколько тебе лет, Леонардо? Ничего, если я буду звать тебя так?

– Нормально. Мне нравится, зови. А насчет возраста, в ноябре будет четырнадцать.

– Ты еще совсем ребенок, а ведешь себя как мужчина. Это хорошо.

К Томмазо подошел управляющий клубом и что-то тихо сообщил на ухо.