– Я не спрашиваю вас ни о чем, дон Монтиссори. У меня нет на это права.

– Ты умен, Леонардо, и я всегда сожалел о том, что ты не являешься членом нашей семьи.

– Спасибо, мне очень лестно слышать такую оценку.

– Все дело в том, что я не терплю лишнюю шумиху. А наверняка отыщется какая-нибудь горячая голова, чтобы обвинить в этом убийстве именно меня. Полицейские, вроде какого-нибудь упертого Рона Вуда, только и мечтают о том, чтобы защелкнуть на моих запястьях наручники. Я бы очень не хотел доставлять удовольствие недругам. Если же неприятность с русским доном произойдет в России, то убийство автоматически будет списано на русскую мафию. В уголовном мире России мистер Игнатов является весьма крупной фигурой и наверняка у себя на родине имеет много недоброжелателей. Ты русский и, растворившись в толпе своих соотечественников, легко справишься с заданием.

– О да, дон Монтиссори! Это правильно.

– И еще у меня к тебе такая просьба, – голос Альберто Монтиссори потерял прежнюю силу и плавно перешел в шепот: – Мне бы очень не хотелось, чтобы ты где-то засветился или попал в руки российской полиции. Такой неприятный случай может бросить тень на всю нашу семью. И потом… в России отвратительные тюрьмы. Уверяю, Леонардо, тебе там не понравится.

– Я сделаю все возможное, дон Монтиссори, чтобы не огорчить вас.

– Ты помнишь, Леонардо, сколько я тебе заплатил однажды за жизнь Коротконогого?

– Да, конечно. Двадцать тысяч долларов.

– Так вот, в этот раз я плачу в десять раз больше. Этих денег вполне хватит на то, чтобы купить новый дом и завалить любимую женщину подарками. Женщины – ужасные мотовки, – рассмеялся Альберто Монтиссори.

– Вы необыкновенно щедры, дон Монтиссори. Можете считать мистера Игнатова покойником. Интересно, сколько денег обещали Сержанту за мистера Игнатова?

– Это одному богу и Сержанту известно, мой мальчик.

– Ну, так уж и мальчик.

– Ну-ну, не обижайся, дорогой Леонардо. Тебе тридцать один, а мне-то скоро пятьдесят.

– Ладно, дон Монтиссори. Завтра же я вылетаю в Москву. Но прежде у меня есть пара вопросов.

– Думаю, все твои вопросы отпадут после того, что я тебе скажу. Слушай меня внимательно и запоминай. Леонардо Томмазо, американец итальянского происхождения, едет в Россию по индивидуальному туру. Вот твои документы и авиабилет Сан-Франциско – Москва и обратно. – Монтиссори взял конверт со столика и протянул Леонардо. – В аэропорту тебя встретит гид-переводчик. Он отвезет тебя в гостиницу. Вот тебе номер телефона моего человека. – Монтиссори достал визитку. – Позвони ему. Обязательно из автомата. Договоришься о встрече. Он введет тебя в курс дела. Подскажет, как найти мистера Игнатова, передаст все, что нужно. И думаю, нет надобности говорить, что ты не должен расслабляться ни на минуту. Понимаю, столько лет не был в родном городе, воспоминания детства и все такое… Все понял?

– Понял.

– Вопросы есть?

– Пока нет, но обязательно будут, шеф! В случае успеха…

– В случае успеха? Я же сказал, что все обещанное – твое.

– Вы меня не поняли, дорогой Альберто.

Монтиссори вскинул брови.

– Двести тысяч – это, конечно, хорошо, но я собираюсь просить вас, если справлюсь с поставленной задачей, взять меня в долю.

– Леонардо, ты действительно уже не бамбино. – Монтиссори задумался всего на какую-то долю секунды и, решив, что сейчас не время для торговли, с радужной улыбкой ответил утвердительно: – Обещаю, мой дорогой. Конечно, обещаю.

– Э нет! – жестко возразил Леонардо Томмазо. – Я бы хотел услышать «да».

– Да! Конечно, да, мой дорогой Леонардо!

Сороковины прошли. Душа Стреляного улетела на небо, и события не заставили себя долго ждать. Одна из группировок с Петроградской стороны, активно заявляющая о своей лидирующей роли в городе, в один день потеряла шестерых ведущих членов. Они собрались на даче под Павловском, чтобы за кружкой пива обсудить свои дела. По даче выстрелили трижды из противотанкового ружья. Все шестеро погибли на месте, а большой кирпичный дом был разбит вдребезги.

Спустя два дня был найден мертвым в своем гараже лидер другой «самостоятельной» группировки. Облитый с ног до головы серной кислотой, он умер в страшных мучениях. А еще через день одновременно поступило два сообщения: о гибели четырех молодых парней, претендовавших на лидерство в Лиговском районе, – их взорвали в «Мерседесе» прямо посреди города, – и об автокатастрофе, унесшей жизнь лидера братвы с Васильевского острова.

В такой обстановке питерские и московские авторитеты обратили свои взоры на тридцатилетнего Михаила Валерьяновича Степашко по кличке Пузырь.

Пузырь сумел сохранить костяк прежней банды, и за время траура его новые подопечные научились заглядывать ему в рот и спешили предугадать любое желание. Такое верноподданничество осиротелой братвы не доставляло радости лидерам других группировок, и они старались избегать встреч с Пузырем.

Однако часть банды Стреляного, отказываясь верить в удачу и везение нового лидера, разбежалась по различным группировкам. Пузырь никого не уговаривал. Но те, кто хорошо знал его, не сомневались в том, что он сполна рассчитается за это недоверие.

Законные в Москве были осведомлены и о том, что в течение последних двадцати дней Пузырь трижды приглашал петербургских лидеров на переговоры за «круглым столом», где предлагал решить все возникшие разногласия, а затем сообща выбрать смотрящего города. Но его приглашения оставались без ответа, каждый из лидеров поглядывал на собственную братву и видел себя правителем Санкт-Петербурга.

По субботам Пузырь вместе со своими друзьями традиционно проводил время с девочками. А по будням они работали на него у гостиницы «Астория», заставляя прижимистых, но нетвердых в делах покупной любви иностранцев расплачиваться за нее твердой валютой.

День, когда путаны обязаны были трудиться за идею, то есть обслуживать задарма его самого, приятелей, а также почетных гостей, он называл «субботником».

Пузырь отобрал с десяток девиц с монашеским обличьем. Они бросали на него кроткие взгляды, а он рядом с ними ощущал себя завоевателем, вторгшимся в обитель «христовых невест», так что им ничего другого не оставалось, как подарить свою честь доблестным воителям, дабы сохранить себя для дальнейших молитв.

Кроткие «голубицы» удовлетворяли любое желание каждого из гостей, сочетая с необыкновенным мастерством как преданность бессловесных рабынь, так и мудрость гейш, обладающих даром поддерживать во время трапезы благоприятную для пищеварения атмосферу.

Для приятного уединения Пузырь выбрал хрупкое создание семнадцати лет от роду и росточком с ноготок. Куколка – известная на весь Санкт-Петербург дорогая проститутка – считалась профессионалкой в своем деле, а ее «рабочий» стаж уже насчитывал что-то около четырех лет. Рядом с ней Пузырь ощущал себя Ильей Муромцем. А немного позже он убедился, что в присказке относительно золотника, который мал, да дорог, таится глубокий смысл.