Но вот мелодия заканчивается, и я прихожу в себя. Ну что – прошли мы квалификационный отбор? Я смотрю на Майкла, а он на судей. Мой партнёр волнуется, что-то шепчет про себя. Я вспоминаю, что не так всё ладно у нас с ним, но сейчас не время выяснять отношения. Так что там решили судьи?

Какая-то дама в белом брючном костюме – видимо, распорядитель – показывает нам поднятый большой палец. Так всё в порядке, мы прошли? Майкл мягко подталкивает меня к судейскому столу. Меня тянет дать ему по руке, но сейчас неподходящий момент.

– Вы прекрасно выступили! – улыбаясь, произносит по-русски один из судей, и я еле сдерживаю смех при виде растерянности «представителя России» Майкла. Отвечаю за нас обоих:

– Спасибо! Будем стараться!

– Полуфинал – завтра, в это же время! – улыбаясь, обращается к нам по-английски распорядительница. Ну что – мы можем уходить?

Едва оказавшись в раздевалке, я теряю всякое желание устраивать Майклу выволочку. Наверное, он думал, что делает мне услугу, извещая Махмуда о неприятности в аэропорту. А главное – на меня наваливается усталость, апатия. Мы выступили, и до завтра я ничего не обязана делать. Скорее бы в гостиницу. Лягу в постель и буду лечиться, я ведь болею.

Майкл смотрит озабоченно мне в лицо:

– Анна, ты плохо себя чувствуешь?

– Да… Поедем, скорее…

Вот мы и входим в гостиницу. На пороге – улыбающаяся Розалинда:

– Вы замечательно выступили, Майкл, Анна! Поздравляю вас! Если так же сумеете и завтра, мы сможем претендовать на призовое место!

Я уныло киваю ей, и Майкл заботливо ведёт меня к лифту. Не надо мне никаких призовых мест… А впрочем, это сейчас. К вечеру, может, стану рассуждать иначе. Ведь моя месть только началась.

Люба

– Развяжи меня! Пожалуйста! У меня руки затекли!

Я не хотела просить об этом своего похитителя, но сил больше нет терпеть, играть в гордость. Вован наклоняется ко мне и ухмыляется:

– Ты правда хочешь, чтобы я тебя развязал?

– Да! Пожалуйста!

Он дотрагивается до моего запястья и вдруг спрашивает:

– Если я тебя развяжу – поцелуешь?

Я молчу. Просто не знаю, что ответить. Обманывать не хочется. Вован вздыхает и развязывает мне руки:

– Ты гордая, Люба. Другая бы согласилась на многое, только чтоб я её не убил.

Я пытаюсь сделать движение рукой и вскрикиваю от боли: словно тысячи игл впиваются между локтем и кистью. Кисти моих рук посинели, я их еле чувствую. Только боль. Вован вынимает из кармана наручники, сковывает мне запястья и целует пальцы. Я не чувствую прикосновения его губ – руки онемели.

– Какие красивые у тебя руки, Люба!

– Были бы ещё красивее, если бы ты их не связал. По крайней мере, не такие синие.

– Прости, Люба. Больше никогда не буду связывать тебя.

Хорошо, если бы и не душил больше.

– А ноги развяжешь?

– Позже. Если будешь вести себя хорошо.

Не знаю, чего он от меня ожидает. Спрошу прямо:

– Вован, зачем я тебе? Убить меня ты мог в машине. Полюбить я тебя не смогу, у меня нет стокгольмского синдрома.

– Вижу, Люба. Это мне в тебе и нравится.

Я с удивлением смотрю на своего врага:

– Нравится? Почему?

– Ни одна женщина раньше не стреляла в меня. Ты меня ранила, а потом приняла вызов на дуэль, чтобы спасти подругу.

Не могу сдержать вздох:

– Это была глупость с моей стороны. Я бы вряд ли смогла выстрелить в тебя второй раз.

– Но ведь на Бескудниковском бульваре смогла!

– Машинально, потому что такой вариант мы репетировали с шефом. Я даже не думала, когда стреляла.

Он подносит руку к моим волосам. Я втягиваю голову в плечи, но он просто гладит.

– Ты мне нравишься всё больше, Люба. Как жаль, что я тебя не встретил, прежде чем стал киллером. Всё могло бы сложиться иначе.

Не могу удержаться от вопроса:

– А как ты стал киллером?

Он пожимает плечами:

– Работал в милиции, наткнулся на злоупотребления. Оказалось, что к ним причастно начальство. Меня быстренько выгнали, чуть за решётку не отправили.

– И ты решил мстить за это посторонним людям?

– При чём тут месть? Я не обязан быть самым белым и пушистым. Я тоже хочу жить.

Мы оба молчим. Затем я спрашиваю:

– Зачем ты сначала стал разыгрывать со мной дурачка?

Он усмехается:

– А ты заметила? Хотел проверить твою реакцию. А ты ничего, быстро уловила фальшивую ноту.

– А зачем душил?

– Прости, Люба. Это была неудачная шутка. Хотел просто напугать тебя, и чуть не получилось по-настоящему.

– Получилось, напугал.

Мы опять молчим. Мои руки постепенно приходят в порядок, цвет становится нормальным, я их начинаю чувствовать. Теперь я хоть как-то смогу защищаться.

– Можно тебя попросить принести мне воды?

– Да, Люба, конечно. Сейчас.

Прежде чем уйти, он внимательно проверяет верёвку у меня на ногах и наручники на руках. Уходит и почти сразу возвращается со стаканом. Надеюсь, вода не отравлена? Вряд ли, убить меня он может сотней других способов. И в любом случае – очень хочется пить.

– Спасибо, Вован.

Я пью воду, держа стакан скованными руками. А он рассматривает меня и странно улыбается. Так и подмывает выяснить, что его веселит, но в моём положении вряд ли стоит задавать лишние вопросы. Разве что самые невинные. Вот вода выпита, я отдаю Вовану стакан.

– Ты не голодна, Люба?

Я не могу сдержать удивление. Он что – удочерить меня решил? Какой заботливый…

– Нет, спасибо, я сегодня завтракала.

– Уже вечер.

Да, верно, темно, но сейчас рано наступают сумерки.

– А который час?

– Почти шесть вечера.

Мелькает дурацкая мысль: мне пора домой. Только я ведь здесь не в гостях.

– Вован, что тебе принесло убийство невинных людей? Ты живёшь бедно и убого. Даже если я здесь приберу, твоя квартирка не станет богатым особняком.

– Я не хочу, чтобы ты убирала здесь, Люба. Просто побудь со мной.

Удивление во мне нарастает. Может, он вообще согласится отпустить меня? Нет, это вряд ли. Он же подумает, что я обращусь в милицию. И верно – обращусь. Других людей ведь он убивает.

– Вован, я побуду с тобой, но что дальше? Ты меня убьёшь?