Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Значит, тетрадей было две? - спросил Мартын.
- Три, - поправила я.
- Четыре, - рявкнул Картэн.
- И я предлагаю тебе первую за их жизни, - Семеныч вновь поднял книгу.
Несколько бесконечно-долгих секунд ворий смотрел на старосту, переводя взгляд с лица на темно желтый переплет, и раздумывая, потом, нехотя, пересиливая себя, произнес:
- Одного. Я готов отступиться от одного за эту книгу. Выбирай.
Март довольно громко хныкнул, подошедший сзади Веник с иронией произнес
- Выбери меня, выбери меня, птицы счастья...
- Нет, - с сожалением ответил Семеныч, - Они нужны мне все.
- Ты глуп, старик, - рыкнул Картэн и тут же схлопотал от бабки подзатыльник.
- Имей уважение к старшим, - надзирательно сказала она.
К моему удивлению обернувшийся дракон только кивнул и повторил совсем другим тоном:
- Это глупо. Одна жизнь лучше чем не одной.
- Хорошо. - староста словно ожидал такого ответа, в его голосе не слышалось ни разочарования и досады, - Раз я не могу получить жизни, предлагаю выкупить время.
- Сколько? - прищурился хранитель знаний.
- Год. Для всех троих.
- Издеваешься? Не дам и часа.
- Полгода?
- Три часа, и пусть будут благодарны.
- Месяц? Подумай Картэн...
- Подумал. Три с половиной, пусть напишут завещание.
- Неделя?
- К чему все это? За первый том..., - замялся стяжатель, - Этих сочинений, я не дам больше нескольких часов, - он оскалился. - За последний еще и приплачу. У тебя есть последний, старик?
- Ты отлично знаешь, что он в Дивном, - покачал головой Семеныч, - До рассвета?
- До заката, и договорились, - мужчина протянул руку за тетрадью.
- Ворий, - ухмыльнулся Семеныч, обнажая желтоватые зубы, и отдал дневник, по мне так слишком легко отдал.
- Старик, - стяжатель легонько склонил голову, и добавил, - Вернусь на закате, если выйдут сами, такого - он обвел рукой горящие доски и вывороченные деревья, - Устраивать не буду.
- Молодец, - похвалила его бабка, и легонько потрепала по плечу.
Кто хоть раз видел в кино эпизоды, когда люди всем селом тушат чей-то дом? Тушат не только потому, что огонь может перекинуться на твой, а потому, что так надо. Надо протянуть руку помощи. Я видела, и не раз. Жаль только киношная реальность не так часто сходит с экранов и воплощается в реальной жизни. Особенно в жизни нечисти. Помню, как они над "Вием" ржали, лучшая комедия всех времен и нечистых народов, переплюнула в нашей тили-мили-тряндии легендарное тарантиновское "От заката до рассвета", но не дотянула до "Мастера и Маргариты"...
К чему я это все, к тому, что нечисть не люди. Мы не люди, а потому, я без удивления наблюдала, как стяжатель уходит с тетрадью, как его окружают соседи, кто-то хлопает по плечу, кто-то жмет руку, молодой лихач, возбужденно кричит, как это было круто. А старая Караха, выливает ведро воды на занявшуюся с ее стороны траву и равнодушно отворачивается от соседнего участка, где трещал в огне куст сирени. Впрочем, его хозяин тоже не смотрел по сторонам, а просто закидал очаг землей.
Да, нечисть не люди, а потому у каждого находящегося сейчас здесь есть для этого причина. Пол пятого вечера, заход солнца около девяти, даже немного раньше. Семеныч выторговал нам чуть больше четырех часов.
- В дом, - скомандовал ведьмак, и бабка первой бросилась к дверям, немного неловко взбираясь на порог.
Из кустов вышел Константин с Пашкой на руках. Ее сердце по-прежнему не билось, или билось но очень медленно, а каждый вздох приходилось ждать не меньше десяти минут. Семеныч и Алексий мрачно переглянулись и последовали за ней. Март дожидался отца.
Я со злостью распинала горящие доски, настроение было паршивым. Шедший следом Веник обхватил меня за талию и просто поставил внутрь. В другое время, я бы придумала этому тысячу причин и всяких теорий, но не сегодня. И, наверное, он это чувствовал, войдя в дом падальщик просто сел на диван и закрыл глаза.
- Давайте на кровать, - всплеснула руками бабка, когда на пороге появился Константин с явидью, воняло от нее по-прежнему хреново, не как от живого создания, а как от куска мяса.
Из крыла вставшего у плиты феникса выпало маленькое сверкающее перо и приземлилось на дощатый пол. Доски минуту раздумывали, а потом решили не загораться.
- Ты так на него смотришь, - проговорил феникс поправляя очки.
Я наклонилась, обхватила танцующий невесомый огонь пальцами и спросила:
- Только ты можешь зажечь его?
- Мой сын тоже может, - и почувствовав мое любопытство пояснил, - О нем я говорить не буду, лучше о тебе.
- А жена? Внук? Правнук?
- Жена? Она давно умерла.
- Я спросила не об этом.
- Знаю. Нет, она не могла. Внук тоже наверное не сможет, уже другая кровь не плохая просто другая. Хотя если у него будет предмет с оттиском моей души... Родится, проверим, - он аккуратно вытащил перышко из моих рук.
- Что такое оттиск души?
- Это след, Ольга, след который мы оставляем в этом мире. Дела, мысли, поступки... Мой бабка очень любила старый торшер, что сейчас стоит у моего изголовья, говорила, что украла его из борделя, где познакомился с дедом. И теперь эта лампа низших горит только тогда, когда ей вздумается, а не когда надо.
- След - это память?
- Да, наверное. Во всяком случае, мои перья этот светильник поджигает на раз.
- Буду знать.
- Знай, - пожал плечами Алексий. - В твоих руках это, - он поднял перышко и оно мгновенно превратилось в пепел, - Просто украшение. Перо жар-птицы.
- Надо вскипятить воду и приготовить бинты, - метнулась к плите бабка.
- Зачем? Мы же не роды принимаем? - не понял Мартын.
- Да уж лучше бы роды... - покачал головой остановившийся рядом с плитой староста.
Его прервал стон. Тихий, едва слышный, его так легко перепутать с дыханием. Но в наших ушах он прозвучал оглушающим криком, который не смогло издать сгоревшее горло.
Семеныч схватил меня за руку, не дав сделать и шага.
- Не надо. - я дернулась, вырываясь. - Ты себе потом не простишь, если будешь питаться ее болью...
- Питаться? Да, что я же за Великая? Хуже трупоеда... - я пошла к спальне.
- Я тебя слышу, милая, - отозвался Веник, - Спасибо за комплимент.
Старик не сводил с меня взгляда, пока я шла, и даже остановившись в шаге от кровати, я продолжала чувствовать его пристальное внимание. И страх. Он боялся, на самом деле боялся, но не говорил чего.