открыла его ключом и, не особо разбираясь, долго искала водку. Но вдруг её рука замерла над запечатанной сургучом бутылкой.

Церковного вина в Обители почти не осталось. Кто-то разграбил весь погреб, пока Монастырь пустовал. Осталось лишь несколько редких бутылок. Глаза Дарьи так и вцепились в тёмно-зелёную гладь стекла, она сразу же вспомнила об Илье и про слишком наглую улыбку Фотинии, решительно вытащила бутылку и спрятала её во внутреннем кармане пальто, висевшего тут же, в амбулатории.

Назад она спешила с бутылкой водки в руках, но возле операционной услышала знакомые голоса и сбавила шаг и подкралась к двери.

– Сколько их было? Чем вооружены? Где напали? – низким голосом спрашивал её отец.

– Самой Нави было немного, – тяжело хрипел ратник. – На бездорожье, километров сорок отсюда… маль… мальчишки, Зим по двадцать. Винтовки при них, автоматы... все в рунах, как у язычников. Но страшней всего – волки. Они наш караван растерзали.

– Что, от одной стаи не сумели отбиться? – с досадой сказал её дядя. Только высокие чины могли входить в операционную без приглашения, а отец и дядя Егор, как видно, зашли туда самовольно.

– С десяток огромных волков! Никак не отбиться, – просипел ратник. – Клыками с сёдел срывают, чёрная шкура у них… Навь не трогают, одних людей рвут… Навь вместе с ними была! Это их волки... Навьего Пастыря!

Повисла мрачная тишина. Отец и Егор начали перешёптываться, но так тихо, что Дарья ничего не расслышала.

– Что с Женькой? – спросил вдруг отец, и руки у Дарьи ослабли, да так, что едва бутылка не выскользнула. Ей так захотелось ворваться в операционную и закричать, но при ней дядя с отцом даже половины правды не скажут.

– Не знаю, – хрипло выдохнул ратник. – Машина заглохла, она с Данилой на дороге осталась… Навь до них доберётся.

Послышался стук отцовских шагов, но возле порога его задержал Егор и они горячо зашептались. Теперь Дарья слышала каждое слово.

– Сергей, подожди!

– Нечего ждать. Караван разбит, из всей охраны всего один уцелел, Женька к Нави в руки попалась. Подземники после набега живых не оставляют.

– Если только пленниц под землю с собой не берут, – напомнил Егор, отчего отец сдавленно зарычал. Дарья не могла унять дрожь, сейчас он был в таком бешенстве, в каком она его прежде не видела.

– Вот что бывает, когда волчьи стаи поднимаются к людям! – угрожающе зашипел он. – Договор на крови больше им не преграда. Навий род черту перешёл первыми!

– Они напали за стенами общины, – настаивал Егор. – Помнишь прошлое лето, когда на село рыбацкое был набег? У меня подорвали машину, нескольких оседлых убили, сами с Данилой еле живыми ушли. Не в первый раз Навь за стенами лютует, но не в Монастыре! Не руби с горяча, Сергей, может быть виновато не соседнее племя. Мало ли кто шляется по дорогам, весной Шатунов на каждом углу…

– А кто ещё с волками «шляется»? Это их земли! – недослушал отец. Он по-прежнему хрипло дышал, но злость его поугасла, как отголоски грозы. – Не надейся, Егор. Сам знаешь, где сейчас Женька и у кого. Вели Волкодавам готовиться. Через десять минут собираемся в автокорпусе. Возьми лучших – Василия, ветеранов крещёных из Поднебесья. Нужен ещё один караван. Дочь мою спасать надо.

– Если выродки её в норы уволокли, что тогда? – спросил дядя. Дарья зажала себе рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. Если Навь кого тащит в логово, оттуда не выбраться.

– К ним под землю полезешь? – продолжил Егор. – Кто тогда первый черту перейдёт?

Отец не ответил. Он толчком распахнул дверь и неожиданно встретился глазами с Дашуткой. Она так и стояла, прижимая бутылку к себе.

– Д-для раненого, – едва пролепетала она. Отец бросил мрачный взгляд и прошагал мимо. Егор выскочил следом, но задержался возле неё.

– Не тревожься, всё обойдётся, – наскоро успокоил он и поспешил за отцом.

– Иди домой, Дашенька. На сегодня всё, – вышел Серафим из операционной, бережно складывая очки на проволочной дужке в карман.

Она закивала, а у самой слёзы застлали глаза. Всякий знал, что подземники вырезают мужчин, не жалеют ни стариков, ни детей, ну а женщин уводят в полон, где никто их больше не видит. Не помня себя, Дашутка повернулась идти, но Серафим задержал её.

– Ну, чего ты больного «обокрала»? – аккуратно взял он бутылку. – Судьба Женина теперь не в наших руках. Всё, что мы можем – молиться и заступничества просить и благими делами молитвы свои подкреплять. Ничего не бойся, чудеса ещё с нами случатся.

*************

Вороньё с Оттепелью расплодилось. Вот и к дороге, поднимая над елями и голым кустарником грай, птицы слетались на пиршество к трупам. Вороны прыгали и били крылами над лошадиными тушами и, насытившись, отлетали и рассаживались на крыше помятого броненосца.

Над грязной дорогой прогремела автоматная очередь. Испуганная стая птиц с карканьем поднялась в небо и только самые наглые остались обдирать кости убитых всадников и лошадей.

К разбитому конвою подъехало шесть броненосцев христианской общины. Сергей вышел на дорогу с карабином наперевес. Этому оружию он доверял больше, пусть перестал ценить языческие руны на ложе. Вместе с Настоятелем из внедорожников вышли ещё два десятка бойцов, чьи тёплые пятнистые куртки стягивали бронежилеты, суставы защищали налокотники и наколенники.

Волкодавы разошлись вокруг