желая меняться. Не тогда, когда это означает альтернативу — взять на себя ответственность за то, что моя жизнь так испорчена.

— Ты ненавидишь Эрику. Не так ли? — говорит Мина, и ее слова поражают меня.

Хорошо, что мои глаза были закрыты.

Оправившись от шока, я открываю глаза, вздыхаю и говорю:

— Я… да.

Я больше не хочу лгать Мине.

Она заслуживает правды.

— Она неплохой человек. Она мне нравится.

— Ты говорила мне, что ненавидишь ее.

— Мне было восемь, и меня тогда только забрали у тебя.

— А сейчас? — Я смягчаю голос. — Ты не обуза для меня. Никогда.

— Я знаю, что ты делаешь.

— Ч-что?

— Ты водишься с мерзкими мужиками, потому что думаешь, что тебе нужны деньги, чтобы вытащить меня отсюда, но тебе не нужно вытаскивать меня отсюда.

У меня отпадает челюсть, и я ошеломлена.

— Ч-что? Как? Кто тебе это сказал? Я не…

— Минка, — говорит она, останавливая меня своим тоном. На ее лице — мрачное выражение, какое не должно быть у двенадцатилетней девочки. — Ты не должна этого делать.

— Что? Конечно, я должна.

— Нет, не должна, — настаивает она, ее тон непреклонен.

— О чем ты говоришь?

— Я…, — колеблется она. — Я счастлива здесь, Минка. Я люблю тебя так сильно, так сильно, но я не хочу уезжать. Я не чувствую себя так, как раньше. Потребовалось время, но теперь мне здесь нравится. Школа, в которую я хожу, намного лучше прежней; люди дружат со мной; учителя хорошо относятся ко мне; мне не нужно смотреть, как ты съедаешь по полпачки лапши, пока тратишь все свои деньги на мою еду; и, честно говоря, я знаю, что для нас обоих будет лучше, если я останусь здесь.

Кажется, я хнычу, но точно не знаю. Я слишком ошеломлена ее словами, чтобы обращать внимание на что-либо, кроме нее.

— Но…

— Мне здесь нравится, Минка. Но это не значит, что я тебя не люблю, — говорит она, всегда звучащая гораздо мудрее своих лет.

Наверное, так бывает, когда жизнь заставляет тебя взрослеть слишком быстро. Была ли я такой же мудрой, как она, когда была в ее возрасте? Потому что сейчас я точно не чувствую себя мудрой.

Она продолжает:

— Это просто означает, что остаться здесь — то, что мне нужно.

И впервые с тех пор, как я приступила к этому высасывающему душу плану по добыче золота, я сомневаюсь во всем. Что, если Мина права? Что, если ей будет лучше там, а не со мной?

О, Боже.

Неужели я только что потратила все эти годы и свой рассудок впустую, пытаясь копать золото? По щеке течет слеза, и я поспешно прощаюсь с Миной, прежде чем завершить разговор, потому что не хочу, чтобы она видела меня такой.

Слабой.

Сломанной.

Жалкой.

Сзади меня обхватывают сильные руки, и я обмякаю в них. Опустошенная, но благодарная за прикосновение.

— Мне жаль, — говорит Николайо.

— За что? Ты не заставлял Мину говорить эти слова.

— За то, что вел себя как осел, когда ты просто пыталась помочь. Мне просто… мне нужно было время, чтобы все обдумать, а я не привык позволять другим помогать мне. — Он колеблется. — И Минка… Твоя сестра права.

Я напрягаюсь, и это предупреждение, чтобы он остановился.

Сейчас.

Даже у хороших людей есть свои границы, и никто никогда не обвинял меня в том, что я хорошая.

Но Николайо не прислушивается к предупреждению моего тела. Вместо этого он продолжает:

— Золотоискательство — это не решение твоих проблем. На самом деле это и есть твоя проблема. Ты умная, красивая, веселая, вздорная и просто охренительная. Черт возьми, Минка, ты идеальна. Я действительно так считаю.

— Ты можешь быть счастлива. Ты могла бы быть свободной. Но вместо этого ты злишься, разочаровываешься и ненавидишь то, что делаешь со своей жизнью. Я не говорю, что Мина была обузой, но я говорю, что, возможно, тебе стоит прислушаться к ней, когда она говорит, что должна остаться, и принять положительные изменения в жизни, которые придут с этим. — Он делает глубокий вдох. — Может быть, вам двоим лучше жить отдельно друг от друга.

— Как ты можешь так говорить? — Я вскидываю руки вверх в разочаровании. — Ты говоришь о моей сестре!

— А у меня есть брат, от которого я отдалился на долгие годы.

— Но это совсем другое. Не заблуждайся, Николайо. Он навел на тебя обиду.

— Так было не всегда.

Я фыркнула, не веря. Я достаточно долго общалась с Николайо, чтобы понять, что большую часть времени он невыносим… как сейчас.

— Послушай, Минка. Дело не во мне. Дело в тебе. Не во мне. Не в Мине. В тебе. Ты должна перестать фокусироваться на других людях и начать фокусироваться на себе. Ты думаешь, что ты ужасный человек, но это не так. На самом деле все наоборот. Ты бескорыстна. Слишком бескорыстна. И ты отдала свою жизнь ради человека, который теперь говорит тебе, что ты больше не должна этого делать. Может, тебе стоит ее послушать? — Его голос понижается. — Ты заслуживаешь большего. Большего, чем все эти деньги.

Я игнорирую все остальное, что он сказал, и сосредотачиваюсь на последней части, потому что часть меня боится, что он прав во всем.

— Это мое тело. Я могу делать с ним все, что захочу.

— Ты права, и в этом вся проблема. Это действительно то, чего ты хочешь?

У меня на языке вертится мысль сказать "нет". Перестать лгать себе и всем вокруг. Но вместо этого я говорю:

— Да, это так. И что?

— Есть и другие варианты, — говорит он мне, как будто я об этом еще не думала. Однако его голос повышается, и я понимаю, как сильно этот разговор влияет на него.

В один момент это он борется с тем, что между нами, а в другой — я. Может, нам стоит просто сдаться? Может, нам стоит покончить с этим, пока кто-нибудь не пострадал. Но даже когда я думаю об этом, я знаю, что не сделаю этого.

Я не могу.

Я слишком сильно хочу его. И я слишком далеко зашла. Если все закончится, я буду опустошена. И каким бы ужасным человеком я ни была, надеюсь, он чувствует то же самое, потому что, черт возьми, я не знаю, почему мы постоянно ссоримся друг с другом, когда все, чего мы хотим, — это поглотить друг друга.

— Посмотри на себя, Минка, — говорит он, и я знаю, что любые его следующие слова приведут меня в бешенство. — Злость, горечь и обида. Эти вещи причиняют тебе только