Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Птах жил неподалёку, в арендованном эркере, как и я, чем повеселил. Правда, снимал он, по сути, весь чердак всего немаленького дома, да и причины расположения жилья он продемонстрировал очень наглядно, после того, как распрощался. Обернулся в антропоморфную местами, огромную, но всё же птицу, и рванул могучим прыжком ввысь, сделав дугу и заходя «на посадку».
— Даже завидно немного, — негромко пробормотал я себе под нос.
— Есть такое, — так же негромко пробормотал Карий. — Но и радостей, кроме полёта — немного, а печалей хватает. Да и птиц безголовый Зогра, хоть, может, по малолетству… Нам лучше, видом, — решительно пробасил он, на что я кивнул.
Сам же Карий обитал во вполне себе родовом особняке Бурлов в Золотом. Внутрь не звал, как и птах, но выходило, что «Карий» — не прозвище, а имя. Дом был расположен от корифейского палисадника подальше моего и Зорга, километрах в трёх, но даже в этих раскладах рукой подать, даже без транспортной конины. Насчёт которой я у подельника поинтересовался, перед тем, как распрощаться. Просто около ворот обиталища Буролов, под капитальным навесом, поблескивал боками натуральные гелеакулюс.
— Три десятка золотых обошелся, Михайло, — не стал зажимать информацию дядька. — Один у нас: больше не надо, да и он лишний. Жрёт как…
— Лошадь? — уточнил я.
— Похуже, — хмыкнул, усмехнувшись, Карий. — Живности на золотой, а то и полтора в год потребляет, прорва ненасытная. А добраться и пёхом можно, но не всегда почётно. Так что закупились.
— А если верхами?
— Дурная мысль. Жёсток, трясёт, по хребту бить будет. Коли хочется — можно, наверное… Только ума не приложу — зачем?
— Да я так, прикидывал просто, Карий.
— Понятно, сам верхами привык, — понимающе покивал ликантроп.
Что меня внутренне повеселило, так это то, что в быту железная конина называлась «гелик» или «акул». Но бессмысленность ощутимых трат на «личный гелик» я оценил. По крайней мере, точно не в ближайшее время, просто нет смысла.
В общем, совершили мы променад от моего жилья, которое я показал подельникам, до их обиталищ. А после я потопал к себе: надо было садиться, думать. Вплоть до того, что чертить блок-схемы, в плане отношений и перспектив. С Капросами этими и Фиалкой, блин… И данных ни хрена, вдобавок: ощущение ехидного внимания, что херит вообще все расчёты и расклады до уровня «пятьдесят на пятьдесят», блин! То же появление этого «героя-любовника» — ведь вполне на «шуточку» тянет! Не мне, мне скорее полезно, но в целом… Стоп!
Что-то это мне ни черта не нравится, замер я не доходя до дверей своего эркера. Обратился, внюхался — портящийся белок или мертвечина. Душок слабенький, человек чёрта с два почувствует, но пасёт из-за моих дверей. И… смотреть надо, решительно шагнул я к двери, успокаивая сторожевого духа-заклинание.
— Деби-и-и-ил! — огласил мой голос через секунду эркер.
Дело в том, что в моём жилье наблюдался мёртвый труп убитого собственным дебилизмом придурка. Причём, что сподвигло этого недоумка на попытку влезть в мой кабинет — неважно. Дебилом он от этого быть не перестаёт. Дверь кабинета была слегка приоткрыта, а перекрученное судорогой, скорченное тело Урга держало в дохлой лапе палку, которой он открыл эту дверь и, судя по всему не входя, стал тыкать в бюро. А духу было глубоко похрен на эту «защиту», как понятно. Почуяв вторжение, он атаковал не палку, а палкодержателя, вызвав смертельный спазм всего придурка. И судя по запашку, только я направился на службу, как Ург решил… а хрен знает.
— Может — ограбить хотел и убежать. Видимо «в россказни» про владеющих не верил толком, — стал рассуждать вслух я. — Да и про икру, этим придурком сожранную, я говорил… А, похрен. Мог и просто «полюбопытствовать», кстати, — уже спокойно прикидывал я, рассевшись на кресле. — Впрочем — сам дурак. Помер Ург — да и хер с ним. Надо от падали избавиться и… ле-е-ень… — расстроился я.
Ну переживаний особых действительно не было: сдох придурок и сдох, я бы ему ещё премию Дарвина в дохлое тело начислил, если бы статуэтка была, и было бы не лень. Просто мне даже снять кирасу — проблема. Осуществимая, только я специально настаивал на «максимальном удобстве» в обороте, и бронники-кожевенники Любима «подтянули» сложную систему завязок ременной. То есть прилегала плотно, не мешала особо ни просто, ни в обороте, но вот сам, не сломав нахрен руки, или не разрезав завязки, из неё не выберешься. Можно и обрезать, но с этим тащиться к Любиму, что опять ле-е-ень…
— Вот какая ты гадкая, несимпатичная личность, Ург, — осудил я мертвеца. — Даже сдохнуть прилично не мог — и то нагадил, блин!
Можно, конечно, обратится к Грошену — какие-то полумифические, толком мной ни разу не виденные, «работные людишки» под началом управляющего есть. Их не может не есть, а то бы развалилось всё к чертям. Можно и к Ризе, у неё есть не мифические, а вполне реальные служки и девки. Но мне варианты не нравится: во-первых, решение временное, а во-вторых: есть очень хорошо чувствующийся «баланс услуг». И если с Грошеном «он мне должен», и это хорошо, с Ризой «мы друг другу полезны», и это хорошо, то обращение «за помощью» этот баланс сместит. Незначительно и мелочь, но нафиг надо: я себя в этом случае спозиционирую как просителя.
Так что надо выкинуть падаль (ещё хрен знает, куда, но точно из моего обиталища и, пожалуй, из дома). И переться на работную площадь, подбирать слугу. С горничной-служанкой пока всё равно подождём, даже с учётом узнанного и напрактикованного с духами. Моя тонкая и нежная душевная организация отрицательно относится к возможной смерти любовницы, если это происходит «на моей» территории. Даже если по глупости, даже если