– Донесите меня до финиша, – говорил он, обращаясь к ногам, – и я торжественно обещаю не мучить вас целый год.

Отец вместе с Лидией, бабушкой, Рейчел и Лоррейн (сегодня она надела леопардовый костюм, наверное, надеялась, что хотя бы рисунок будет напоминать о скорости) стояли рядом с Уильямом, Робертом, Кейт и Джоди в неизменной неоновой бейсболке.

– Я побегу рядом с тобой, бабуля, – сказала Рейчел.

– Глупости! Беги с отцом и с Лидией. Мы с Лоррейн не пропадем. К полуночи-то уж до финиша доберемся.

– К полуночи? – взвилась Лоррейн. – Меня никто не предупреждал, что это надолго!

Бабушка мгновенно обернулась к подруге.

– А понадобится, останемся до рассвета!

– Эвелин, но я не дойду! Мои колени…

– Твои колени в полном порядке, Лоррейн, хватит выдумывать!

Лоррейн надулась, засунув руки в карманы. Наверное, жалела, что согласилась прийти.

Детские ручонки обхватили меня за пояс – это подкралась Оливия. С каждым днем она все больше походила на Меган. Джим привез старшую дочь в кресле на колесах, и они медленно пробирались сквозь толпу. Врачи разрешили Меган участвовать в забеге, но не вставая с кресла. Бегать ей позволят не раньше чем через год.

В то утро мы с Джимом съездили в парк «Бриан» и установили под старым дубом скамью с памятной табличкой. Рич, Лесли, Меган и отец с бабушкой тоже пришли. Меган пыталась что-то сказать, но у нее перехватило горло. Вспоминая Чарли, она всегда плакала, а в день забега тем более не могла сдержать слез. Меган стиснула мою руку, моля о помощи, – слова были не нужны. Лесли прочла табличку на скамье, и к ее глазам подступили слезы. Меган долго думала, что написать. Она хотела передать не только свои чувства, но и мысли Чарли. В конце концов, написала так:

– Я так хочу сказать ему «спасибо», – прошептала Меган, склонившись к Лесли.

– Он знает. – Лесли вытерла слезы со щек Меган.

Джим выкатил дочь в первый ряд, и кто-то подал ей микрофон. Она поблагодарила всех собравшихся на первый ежегодный благотворительный забег для сбора средств в фонд Чарли Беннетта и замолчала. Ее душили слезы.

– Мне невероятно повезло – сегодня я здесь, с вами! – сказала Меган. – Я счастлива, что судьба свела меня с Чарли Беннеттом и мы стали друзьями.

Она опустила микрофон и снова замолчала. Ей столько хотелось сказать, но губы ее не слушались.

– Давайте помнить о Чарли!

Меган выстрелила из стартового пистолета, и университетский духовой оркестр заиграл торжественную мелодию. Собравшиеся бросились вперед, исполняя давнюю мечту Меган.

Мы пробежали через центр города и остановились в парке «Бриан». Лесли подкатила коляску с Меган к скамье под дубом, и они вместе смотрели на озеро. Я несколько раз обежал, останавливаясь на каждом витке, чтобы поцеловать Меган и увидеть ее улыбку. Оливия взяла меня за руку, и мы побежали вместе. Облака расступились, пропуская солнечные лучи, золотившие воду в озере.

– Смотри! – воскликнула Оливия, радуясь солнечным зайчикам на воде. – Небеса отворились, и Чарли нам улыбается.

И я с ней согласился.

Участники один за другим пересекали финишную прямую, и я улыбнулся, вспомнив мечты Меган – она изменила мир… пусть совсем чуть-чуть. В тот день фонд Чарли Беннетта пополнился на целых сто тысяч долларов.

Ветер взвивает над озером мелкий снег. Рождественский хор прячется в беседке – певцы греются перед вечерним концертом. Установив под деревом скамью, я протираю табличку и перечитываю посвящение: «Меган Салливан и всем, кто верит в чудеса». Отсюда открывается прекрасный вид на замерзшее озеро. За три года, что меня не было, парк ничуть не изменился, здесь по-прежнему красиво. Закончив медицинский факультет под руководством доктора Гёрца, я уехал на три года в ординатуру – в детскую больницу Кливленда и ненадолго вернулся в родной город, прежде чем отправиться на два года в Бостонскую детскую больницу, где я надеялся получить специальность детского кардиолога. Все же Бостон от нас куда ближе, чем Кливленд. Потом я приеду домой и буду работать в нашей больнице с доктором Гёрцем, пока он не уйдет на пенсию.

Меган вернулась к занятиям в университете спустя несколько месяцев после операции. Она не поехала ни в Стэнфорд, ни в Джорджтаун – осталась дома и по-прежнему выступает за университетскую команду. Мишель Норрис говорит, что благодаря Меган об их команде знает весь мир. Меган надеется преподавать в школе и стать тренером. У нее все получится. Я верю.

Маленькие фигуристы со смехом выписывают на льду восьмерки. На скамью, которую мы установили в память о Чарли, взбираются девочки-близняшки лет трех, не старше. Мотая смешными кисточками на вязаных шапочках, они смотрят на меня, и одна из них весело здоровается:

– Привет!

– Привет.

– Что ты тут делаешь? – спрашивает другая.

– Скамью ставлю.

– Для кого?

– Для Меган Салливан.

Их глаза загораются, как лампочки.

– Наш брат с ней дружил. Наверное, был с ней в университетской команде. Он отправился на небеса, когда она получила новую печень.

Да это дочки Лесли и Рича! Вскоре после смерти Чарли Лесли обнаружила, что снова беременна. Рич и Лесли не надеялись, что вновь станут родителями, и несказанно удивились. В тринадцатый день рождения Чарли Рич и Лесли отнесли цветы на его могилу, и Лесли ощутила первые движения малышей.

– Малышки шевельнулись, и тьма рассеялась, – говорила потом Лесли. – Дочки принесли нам столько счастья!

Глядя на девочек, я понимаю Лесли. Они очень симпатичные, даже красивее, чем на фотографиях, которые мне посылала Меган.

– Эй! Где вы застряли? – доносится недовольный голос.

Это подросток лет четырнадцати, высокий, выше меня. Он зовет девочек. Мальчик очень похож на Чарли – те же глаза, нос, щеки. Да это Мэтью, брат Чарли!

– Вам помочь? – обращается он ко мне.

– Спасибо, не надо.

Мэтью я видел только один раз, давным-давно. Он меня не помнит, а я и не представлял, что брат Чарли за четыре года так вырастет. Я хочу сказать, что помню, каким удивительным парнем был его брат, но не успеваю.

– Скоро приедут родители, а мне еще переодевать этих красоток, не то нам всем здорово влетит, – поясняет он.