о каком сне или просто дреме нельзя даже мечтать. Но с майором случилось из ряда вон – он вдруг почувствовал, что летит. Точнее, сначала падает с крыши. Сознание смиряется с мыслью, что смерть близка. Но в последний момент словно кто-то подхватывает на ладони и несет по воздуху. А дальше он сам начинает управлять полетом. Вдали появляется белая долина. Он летит прямо на нее. Ближе, ближе. Начинает выедать глаза – соль. Много белой соли. По которой ходят мужчины и женщины с белыми навыкате глазами. Среди них он видит много своих знакомых, с кем разлучила смерть на полях сражений. Во рту становится нестерпимо солено. До рвоты. Он загребает по воздуху руками и старается улететь повыше. Наверху холодно. Пробивает ознобом.

– Господин Карл! – Иола трясла его за плечо.

– А!.. Иола! Тысячу раз просил не называть меня господином.

– Я привела их. Они в коридоре.

– Да?! Да. Да. Очень хорошо. Таддеус не просыпался.

– Он, похоже, давно не спит! Охраняет твой сон. – Иола нежно наклонилась над младенцем, который засовывал фиги в беззубый рот и улыбался во все лицо.

Вошли двое: доктор и Панделис. Иван остался с другой стороны двери. Панайотис держал перед собой револьвер. Но через секунду убрал в кобуру, покрываясь пятнами стыда.

– Э… доктор Панайотис.

– Майор Карл Бекманн. Я думаю, представляться мне – все равно что зайцу орать, что он заяц.

– Иола сказала… – Доктор не знал, как себя вести. Спрятал вспотевшие ладони за спину.

– У нас мало времени, док. Я должен сначала задать вам пару вопросов, чтобы достроить в голове картину. Скажите, это вы ограбили банк?

– Да.

– Вы хотели потом обменять золото на оружие?

– Да.

– Почему вы не ушли с золотом в горы? Я хочу понять причины вашего поведения. Они алогичны. Несколько дней назад банк ограблен. По идее, нормальный грабитель уходит из города. А вы торчите здесь. Да еще приглашены на вечеринку самим визирем. Об этом я несколько часов назад узнал от сержанта жандармов. Благо он не знает вас в лицо и пригласил меня. Хотя! Этим можно воспользоваться. – Бекманн вопросительно посмотрел на доктора и на пехотинца, вжавшегося в дверной косяк. Перевел взгляд на Иолу. – Женщина? Кто она?

– Содержанка визиря! – выдавил Панайотис.

– С вами действительно не соскучишься! – Бекманн протер платком вспотевшую лысину. – Итак, что мы имеем. Партизан Анфопулоса хотят выманить и устроить для них ловушку. Они знают наверняка уже, что готовится мероприятие, на которое приглашены греческие старосты. Цель, думаю, понятна. Наверняка их «вежливо» попросят отказаться от вкладов и акций. А потом просто расстреляют. Это не может не понимать Анфопулос, сам недавно переживший смерть отца. Остановить старост невозможно, они все равно пойдут, многие из-за страха, остальные в надежде, что с ними такого не произойдет. Наша задача: предупредить Анфопулоса о готовящейся засаде и попытаться представить свой план нападения. Я сегодня был на линии оцепления. Там никого не пропускают, кроме иностранных офицеров. Да и то, думаю, не всех. Но я завел полезное знакомство. Значит, идти в горы сегодня мне. У вас есть лошадь?

– Да, – кивнул Панайотис.

– Хорошо. Один Бекманн, пользуясь своим положением, проскочит оцепление и пойдет в горы, другой – отправится на вечеринку. К тому же мое имя Шахин ассоциирует с вашим лицом. Самое главное – не попадитесь ему на глаза, когда будет рядом сержант Кучук. Он сегодня со мной разговаривал, и я ему представился своим настоящим именем. Понятно?

– Да. Он как раз со своими жандармами охраняет дверь в апартаменты Шахина в «Понте».

– Это такой здоровенный дятел, с кулаками, как два булыжника? Значит, он. Теперь с вашей женщиной… Вы уверены, что она не на его стороне?

От косяка на Бекманна грозно шагнул Панделис.

– Ой, все, боюсь-боюсь! Один раз недобили. Второму не бывать. – Майор длинно выдохнул. – Идти в горы, кроме меня, некому. Я могу подробно нарисовать план огневых точек неприятеля. Сегодня лично видел всю картину сверху. А вам оставаться здесь. И смотреть за вашей женщиной. Какова охрана Шахина?

– К нему не подступиться. Только если Аллах сверху не поразит. – Панайотис скривил рот и дунул на отклеившийся бакенбард.

– Если вопросов больше нет, то седлайте коня. Нельзя терять ни минуты. – Бекманн встал и подошел к Иоле.

Глава 14

Мария проснулась поздно. Солнце уже успело подняться на целых два пальца против березы на обрыве. Вчера он захотел ее в тот момент, когда она мыла пол. И не стал сдерживаться – набросился, словно лев. Потом еще долго любил на вздыбленной, как Понтийские горы, постели. Не мог надышаться ее кожей.

С закрытыми глазами она пошарила рукой по кровати – Челика не было. Он собирался рано лететь в лагерь, чтобы заправить самолет и поковыряться в двигателе. В голове крутились его слова: «Какая же у тебя грудь! Я правую назвал Эке (королева), а левую – Чиле (клубника). Клубничная королева! Веснушки на ней светятся изнутри!» Она сладко потянулась и стала разглядывать бревенчатый потолок. Ох уж эти восточные мужчины! Умеют слагать! Чем больше разглядывала, тем сильнее появлялось нехорошее предчувствие. Что он говорил насчет того, что можно вымыть пол своими волосами – и любая порча уйдет. Так его бабка говорила. К чему все это? Беспокойство в груди нарастало! Раздался резкий стук в окно. От неожиданности она подскочила на месте.

– Мария, это я, Иона!

– Отец! – Она подбежала к двери.

– Доча! – Он прижал ее к груди. Теплую, нежную после сна.

– Ата! Как я скучаю по тебе.

– Ну-ну. Я к тебе по делу, дочь!

Боже, сколько она его не видела! Он чаще других навещал. Ата! Все осудили. А он нет. Ходил с гостинцами и строго смотрел на Василеоса, проверяя, обижает или нет. Все десять лет, каждый месяц! Невзирая на погоду и отсутствие в зимнее время дорог. В конце каждого месяца она его ждала и знала, что отец не может не прийти.

– Ты вернула Василеосу кольцо!

– Да. В обмен на его. Приходил Ставракис. – Мария посмотрела в окно и блаженно улыбнулась.

– Ты отпустила из сердца мужа?

– Конечно. Никто никому ничего не должен. Мы несем ответственность только перед детьми. Остальное не существует по приказу.

– Ты права. Но только если возникла любовь. У тебя ведь именно так! – Иона оглядел жилище дочери, задержал взгляд на постели.

– Я впервые в жизни счастлива, ата.

– А я и не осуждаю тебя. Любовь людям дает Господь, не спрашивая у них об этом. Это Его подарок. И Его каприз. Захотел дать женатому – дал, увел