супруга из семьи, захотел отнять у невесты – отнял. Почему Он так делает? Мы никогда не узнаем. Потому что нам все время будет казаться, что справедливости в этом мире не существует. Один беден и много работает, другой богат, при этом наживается на других. Но и серебром можно наказать, а через заплаты на одежде возвеличить. – Иона огляделся и сел на табурет. Похлопал ладонями по худым коленям.

– Мне нравится, когда ты так со мной говоришь.

– Я всегда с тобой говорил, как со взрослой. Ты такой родилась. Маленькой шла со мной за руку и говорила: не бойся, ата, я тебя крепко держу. – Иона улыбнулся. И в этот момент они стали удивительно похожи друг на друга.

– Мы не узнаем, потому что не верим в справедливость? – спросила Мария, подперев голову ладонью.

– Мы по-своему видим справедливость, не так, как видит ее Он. В этом наше счастье и наша беда. Счастье в том, что все самое сильное и глубокое происходит с нами неожиданно, а беда – мы не знаем, что с этим делать. И часто отказываемся от Его подарка. Боимся. Страх мешает увидеть иной путь, не тот, который мы запланировали.

– Но у меня не так. Я отпустила Василеоса. Он – меня. Мы теперь оба свободны.

Иона глубоко вздохнул и пожал плечами.

– В наш лагерь пришли русские. – Иона вытер со лба пот. – Привезли оружие. Одного засыпало лавиной. Мы его откопали, но он очень слаб. Василь-ага послал за тобой. – Иона потупил глаза.

– Вспомнил, как я его выходила, чтобы не закашлял кровью. Да ладно. Все в прошлом, ата! Ведь правда же? У меня теперь очень светлая жизнь. – Она заулыбалась, склонив ему голову на плечо. – Отдыхай, а я пока уберу постель.

– Мария, давай поговорим обо всем по дороге! Нельзя терять время. Если не успеем, как посмотрим в глаза русским братьям?!

– Хорошо! Идем. Подожди меня снаружи.

Она не стала прибирать постель – было жаль, тепло ночи еще гуляло волнами по всему телу. Собрала лекарства в узел. О какой порче говорил Ахмет? Достала с полки револьвер. Он показал, как пользоваться. Мог бы и не показывать. Гречанки знают толк в оружии. Она сунула револьвер под кафтан.

– Ата, я готова! – вышла на воздух. Свежесть. Зимний туман от Халиса. Красноватый – это большая редкость в это время года. Посмотрела в небо – а вдруг! Ахмет!

Сухой хлопок выстрела качнул облака. Иона, схватившись за грудь, осел в снег. С деревьев черным прахом посыпались вороны.

– Ата! – Рука рванулась к револьверу.

Из-за угла дома вывернула фигура в темном. Бритая голова с татуировкой. Она выстрелила от пояса. Албанец крутнулся на месте, завыл зверем, пытаясь дотянуться зубами до раны в плече.

Сзади тяжелая рука обхватила за шею, словно клещами. По запястью ударили прикладом. В глазах заходила черная туча. Рывок. Голова на мокром снегу. К щеке приставлено дуло винтовки.

– Эй, грек. – Хриплый голос прозвучал прямо внутри черепной коробки. – Иди сюда. Эта та ведьма?

Лицо Ставракиса. Потемневшее от собственного яда и одутловатое от выпитого накануне.

– Да, Гюрхан-ага!

– Но ты обещал мне самолет вместе с пилотом!

– Он точно тут был. Посмотри, достопочтенный, вон его следы!

– Мне плевать на следы. Ты мне не их обещал, а самолет!

– Нужно спросить у ведьмы, Гюрхан-ага. Она точно все знает.

– Я и без тебя догадаюсь, что нужно спросить у ведьмы. Но ты тогда мне зачем? Абдул! Сделай, как любишь!

Здоровый, мускулистый албанец с обнаженной грудью дико ощерился и плавно вытянул из ножен кинжал.

– Гюрхан-ага, за что? Я буду служить вам! Только не убивайте! – Ставракис запричитал. Слезы покатились по дряблым небритым щекам. Страх мгновенно лишил его сил, и он повис на руках башибузука.

– Сдохни, скот. Предавший единожды предаст еще! – Далма плюнул и отошел в сторону.

Ставракиса растянули на лавке. Абдул широко перешагнул. Тело предателя оказалось между его ног. Медленно оттянул кожу на щеке и стал отрезать. Бросил ошметок в снег. Принялся за вторую. Ставракис кричал, разрывая горло, но в рот ему засунули кляп, поэтому крик уходил не наружу, а внутрь. Полетел второй ошметок. Абдул выхватил из ножен ятаган. Сверкнуло страшное, тяжелое лезвие. Хряснула кость – одна ступня отвалилась. Еще удар – вторая. Затем руки. Меч прошелся по кафтану поверженного, вытираясь от крови, и не торопясь вернулся в глубину ножен. Настал черед кинжала. Взмах. Звук рвущейся ткани. С тела Ставракиса в обе стороны развалилась одежда, открывая трясущийся, поросший черной шерстью живот. Острие кинжала вошло в плоть и начало движение слева направо. Корявая рука Абдула хищно погрузилась в живот и с чавкающим звуком потянула наружу внутренности. Ставракис уже не кричал. Его привязали к лавке собственными кишками и оставили умирать.

Далма медленно подковылял к Марии. Заглянул в глаза. Ощерился, приблизив к ее лицу свой рот с кривыми, почерневшими зубами.

– Где он? – дохнул зловонным перегаром.

– Улетел в лагерь. – Она лежала на грязном снегу, вывернув взгляд на скалу с крестом.

– Врешь? – спросил Далма, хватая ее за лицо и поворачивая на себя.

– Зачем? Кабы сама прятала, то врала бы.

– Ладно. – Он огляделся, шаря глазами по дому и вокруг него.

Взгляд ни за что не зацепился – жилище стояло на четырех речных валунах, с просветом между землей и днищем в целый локоть. Вокруг голо и пусто. Черное пятно на январской ладони. С одной стороны – Халис, с трех других – покрытая снегом, спящая земля.

Протяжно, почуяв поживу, закаркал ворон. Сорвался с березовой ветки, закружил, то сжимая, то увеличивая кольца своей небесной дороги.

– Я тебе верю, – прохрипел Далма.

Разогнулся. Отошел в сторону. Уставился в красноватый туман Халиса. За спиной жутким носовым голосом гыкал Абдул – не то смеялся, не то ворчал. Затрещала одежда.

– Абдул, нам некогда.

– Посмотри на эти мимиси, Гюрхан-ага. – Носовой звук еще сильнее провалился внутрь.

Снова треск одежды. Далма обернулся. И едва успел прикрыть глаза рукой. Они чуть не ослепили его – белые, наполненные режущим светом. С красно-коричневой клубникой сосков.

– Гюрхан-ага! – Абдул держал за плечи Марию, поставив ее на ноги, и руки его тряслись от небывалого перевозбуждения. Животные, растерянные глаза широко вращались.

– Абдул, нам некогда! – страшно захрипел Далма. – Только для тебя я сказал дважды. Она никому не достанется. Но будет жить. – Он рванул из-за пояса кинжал и резкими шагами подошел. – Получи, сука! – полоснул по основанию груди.

Абдул гортанно заскулил, как пес, которого пнули ногой по ребрам.

Они упали в кровавый снег – одна за другой. Сначала Эке,