жизнь. Помню, как лежала с ней рядом ночью и она заставляла нас благодарить балки в ее доме и шерстяные одеяла, которыми мы укрывались. Моя бабушка не позволила бы нам забыть о том, что все это дары. Вот почему нужно заботиться обо всем, проявляя тем самым уважение к этой жизни. В доме моей бабушки нас учили целовать рис. Если хоть одно зернышко падало на пол, мы должны были поднять его и поцеловать, чтобы показать, что мы не хотим проявить неуважение, растрачивая его впустую».

Студентка рассказала мне, что, когда она приехала в Соединенные Штаты, величайший культурный шок, который она испытала, был связан не с языком, едой или технологиями, а с огромными кучами мусора.

«Я никогда никому не рассказывала, – сказала она, – но в кафетерии меня тошнило из-за того, как люди обращаются с едой. Тем, что здесь выбрасывается после одного только ланча, можно было бы кормить всю мою деревню несколько дней. Я не могла ни с кем об этом говорить, никто другой не понял бы, что значит целовать рисовое зернышко». Я поблагодарила ее за рассказ, и она добавила: «Пожалуйста, примите это как дар и передайте другим».

Я слышала, что иногда в обмен на дары земли достаточно благодарности. Наш уникальный человеческий дар заключается в нашей способности выразать благодарность, потому что мы обладаем сознанием и коллективной памятью, помня о том, что мир может быть совершенно иным, менее щедрым. Но я думаю, что мы иногда должны выходить за рамки культуры благодарности во имя приобщения к культуре взаимообмена.

С алгонкинским экологом Кэрол Кроу я познакомилась на конференции, посвященной моделям устойчивого развития коренных народов. Она рассказала мне, как на совете племени попросила профинансировать ее поездку на конференцию. Они спросили ее: «Что значит “устойчивое”? Что они имеют в виду?» Тогда она кратко изложила им стандартные определения устойчивого развития, включающего «управление природными ресурсами и социальными институтами таким образом, чтобы обеспечить достижение и постоянное удовлетворение человеческих потребностей для настоящих и будущих поколений».

Некоторое время они молча обдумывали услышанное, и, наконец, один из старейшин произнес: «Это их “устойчивое развитие” звучит для меня так, как будто они просто хотят иметь возможность и дальше потреблять так, как они привыкли. Их всегда заботит лишь то, что они могут взять. Пойди туда и скажи им, что, согласно нашим традициям, в первую очередь мы думаем не о том, что мы можем взять, а о том, что мы можем дать Матери-Земле. Вот как должно быть».

По правилам Почитаемого урожая, мы должны отдавать что-то в качестве благодарности, участвуя в процессе взаимообмена. Если вы отдаете взамен что-то ценное, чтобы поддержать тех, кто поддерживает нас, это помогает разобраться с моральным аспектом, когда приходится забирать чужую жизнь. Наш долг как представителей человечества состоит в том, чтобы найти способы включиться в процесс взаимообмена с более гуманным миром, чем мир людей. Мы можем сделать это через благодарность, ритуалы, разумное землепользование, науку, искусство и ежедневные акты практического проявления уважения.

Должна признаться, что до встречи с ним я была настроена негативно. Вряд ли меня мог чем-то заинтересовать охотник на пушных зверей. Ягоды, орехи, лук-порей и, пожалуй, тот олень, который смотрит тебе прямо в глаза, – все это составные части Почитаемого урожая, но расставление капканов на белоснежного горностая и неслышно крадущуюся рысь с целью украсить их мехами богатых женщин сложно оправдать. И все же я проявила уважение и выслушала его.

Лайонел вырос в северных лесах, занимаясь охотой и рыбалкой, – то есть зарабатывая на жизнь тем, что давала земля. Он жил в глуши, в бревенчатой хижине – продолжатель традиций лесных проводников. Ловить зверей он научился у своего индейского дедушки, который славился умением устанавливать ловушки. Чтобы поймать норку, ты должен думать как норка. Его дедушка был удачливым звероловом благодаря своим глубоким знаниям повадок животных; он мог сказать, где они ходят, как охотятся и где искать их норы, в которых они укрываются от непогоды. Он мог видеть мир глазами горностая, и это помогало ему кормить семью.

«Мне нравилось жить в лесу, – рассказывал Лайонел, – и я любил животных». Рыбалка и охота приносили их семье пищу, заодно обеспечивая их теплыми шапками и рукавицами, деревья давали тепло, а за проданные меха они получали деньги, на которые могли купить керосин, кофе, бобы и одежду для школы. Предполагалось, что он продолжит семейный бизнес, но молодой человек отказался. Он не хотел больше ставить ловушки, особенно в те времена, когда нормой стали железные капканы с мертвым хватом. Это была жестокая технология. Он видел, как животные отгрызали себе лапы, чтобы освободиться из капкана. «Животным действительно приходится умирать, чтобы мы жили, но при этом они не должны страдать», – говорит Лайонел.

Чтобы остаться в лесу, он пытался заниматься лесозаготовкой. Он практиковал старый способ вывоза древесины зимой на санях по льду, рубя лес, пока на земле лежал снежный покров. Но прежние, малоэффективные методы были вытеснен с появлением габаритной техники, которая разворотила весь лес, уничтожив среду, необходимую для жизни его любимых животных. На месте густого леса оставались лишь уродливые пни, а чистые ручьи превращались в грязные канавы. Он попробовал работать водителем бульдозера на гусеничном ходу D9 Cat и валочно-пакетирующей машины, на которой все это делалось, но не смог себя пересилить.

Тогда Лайонел, оставив лес, спустился под землю, отправившись работать в шахты Садбери, что в провинции Онтарио. Он добывал никелевую руду, которая затем отправлялась в чрево плавильных печей. Сернистый газ и тяжелые металлы потоком хлынули из труб, проливаясь затем ядовитым кислотным дождем, который убил все живое в радиусе нескольких миль – гигантское выжженное пятно на земле. В отсутствие растительности вся почва вымылась, оставив лунный ландшафт, настолько голый, что НАСА использовала эту территорию для тестирования лунных аппаратов. Металлургические комбинаты в Садбери поймали землю в железный капкан, а лес умирал медленной мучительной смертью. Слишком поздно, уже после нанесения непоправимого вреда, случившееся в Садбери стало поводом для принятия закона о чистом воздухе.

Нет ничего постыдного в том, чтобы работать в шахтах ради обеспечения своей семьи – каторжный труд в обмен на пищу и кров, – но хочется, чтобы работа приносила тебе удовлетворение. Каждый вечер, возвращаясь домой по лунному пейзажу, созданному его трудом, он чувствовал, что его руки запятнаны кровью. И тогда он бросил эту работу.

Сегодня Лайонел проводит зимние дни, передвигаясь на снегоступах по своему охотничьему маршруту от ловушки