class="p1">Следующая остановка – крупный торговый центр, место, которое я стараюсь избегать всеми силами. Но сегодня я отправляюсь в логово этого зверя ради своего эксперимента. Несколько минут я сижу в машине, пытаясь настроиться на то состояние, с которым обычно отправляюсь в лес – открытость, наблюдательность и признательность, – только вместо лука-порея я буду запасаться бумагой и ручками.

Мне предстоит проникнуть за каменные стены трехэтажного здания торгового центра, окруженного другим безжизненным пространством – парковкой, стойки которой облюбовали вороны. Я преодолеваю преграду в виде каменных стен, и под ногами у меня оказывается твердый пол – каблуки стучат по плитке из искусственного мрамора. На мгновение я замираю, прислушиваясь к звукам. Внутри нет ни ворон, ни дроздов, слишится только инструментальная фонограмма саундреков из старых фильмов, звуки которой странным образом смешиваются с гулом вентиляционной системы. Тусклое освещение с флуоресцентными пятнами на полу, чтобы лучше выделялись цветные вспышки неоновых витрин. Их логотипы так же хорошо различимы, как пятна крови в лесу. И так же, как в весеннем лесу, воздух напоен разнообразными ароматами, среди которых я хожу: здесь аромат кофе и булочек с корицей, там – магазин ароматических свечей, а поверх всего этого вездесущий запах китайского фастфуда из фудкорта.

В конце крыла я замечаю место обитания моей добычи. Я легко ориентируюсь, так как приезжаю сюда многие годы, чтобы пополнить свои традиционные запасы письменных принадлежностей. При входе в магазин стоит стопка ярко-красных пластиковых корзин с металлическими ручками. Я беру одну из них и снова становлюсь женщиной с корзиной. В отделе, где продается бумага, меня ждет огромное разнообразие ее видов – в широкую и узкую линейку, для ксерокса, почтовая и писчая, различные бланки, перекидные блокноты на спирали и с отрывными листами – все они сгруппированы в зависимости от бренда и назначения. Но я замечаю только то, что мне нужно, – блокноты линованной бумаги, желтые, как нежная сердцевина лесных фиалок.

Стоя перед ними, я пытаясь войти в состояние собирателя, чтобы применить правила Почитаемого урожая, но не могу не чувствовать горькой иронии. Я пытаюсь увидеть деревья в этой стопке бумаги и мысленно обратиться к ним, но их жизни были взяты так далеко от этой полки, что слышно только отдаленное эхо. Я думаю о способе сбора этого урожая, о том, было ли это сплошной вырубкой, представляю себе смрад целлюлозно-бумажного комбината, сточные воды и диоксин. К счастью, я замечаю стопку бумаги с надписью «Переработанная» и выбираю ее, заплатив чуть больше за эту привилегию. Некоторое время я размышляю над тем, какая бумага лучше – желтая или отбеленная: у меня есть подозрения на этот счет, но я, как всегда, выбираю желтую. На ее фоне так хорошо смотрятся зеленые или фиолетовые чернила – словно цветы в саду.

Я иду дальше, вдоль полок с ручками, или, как они называют, с «пишущими принадлежностями». Здесь выбор еще более разнообразный, и я понятия не имею об источнике их происхождения, не считая процесса нефтехимического синтеза. Как я могу выразить свое уважение этой вещи использовать свои доллары в качестве валюты Почитаемого урожая, – когда я не вижу за этим товаром отданных жизней? Я стою там так долго, что ко мне подходит консультант с вопросом, ищу ли я что-то конкретное. Видимо, я веду себя как магазинный воришка, планирующий ограбление отдела «пишущих принадлежностей» со своей маленькой красной корзинкой в руках. Я бы хотела спросить его: «Откуда все эти предметы? Из чего они сделаны и какой из них произведен с помощью технологии, наносящей минимальный ущерб окружающей среде? Могу ли я купить ручки, используя тот же подход, что и при выкапывании дикого лука-порея?» Но я подозреваю, что он просто вызовет охрану с помощью маленького наушника, прикрепленного к его яркой форменной кепке. Поэтому я просто выбираю свои любимые перьевые ручки – мне нравится чувствовать, как кончик пера упирается в лист бумаги, – фиолетовые и зеленые чернила. На стойке выдачи я осуществляю процесс взаимообмена, расплачиваясь кредиткой за пишущие принадлежности. Мы с продавцом благодарим друг друга, а не деревья.

Как бы я ни старалась сделать это, той пульсирующей жизненной силы, которую я ощущаю в лесу, здесь просто нет. Я понимаю, почему принципы взаимности здесь не работают и почему этот блестящий лабиринт кажется издевательством над принципами Почитаемого урожая. Это так очевидно, но я не замечала этого, потому что была занята поиском жизней, стоящих за всеми этими товарами. Я не могла их найти, потому что их здесь нет. Все, что здесь продается, мертво.

Взяв чашку кофе в фудкорте, я сажусь на скамейку, наблюдая за всем происходящим с раскрытым блокнотом на коленях. Передо мной угрюмые подростки, стремящиеся проявить свою «самость», и печальные старики с потухшим взглядом, сидящие в одиночестве. Здесь даже растения пластиковые. Я никогда прежде не ходила по магазинам с намерением осознать, что здесь происходит. Думаю, я просто не замечала всего этого в привычной спешке – забежать, сделать покупки и поскорей уйти. Но теперь я всматриваюсь во все с повышенным вниманием. Я замечаю футболки, пластмассовые серьги и айподы. Вижу неудобную обувь, причиняющую страдания, обман и горы бесполезных вещей, которые уменьшают шансы на то, что моим внукам достанется прекрасная зеленая планета, о которой они могли бы заботиться дальше. Здесь я даже не могу думать об идеях Почитаемого урожая, чтобы не подвергать их риску. Мне хочется закрыть их ладонями, словно маленькое животное, и защитить от напора их антиподов, хотя я знаю, что они сильнее всего этого.

И дело не только в нарушении принципов Почитаемого урожая, но в самом этом месте – торговом центре. Как лук-порей не может вырасти в вырубленном лесу, так и принципы Почитаемого урожая не могут существовать в подобной среде.

Мы выстроили искусственную «потемкинскую деревню» вместо экосистемы и создали иллюзию, что вещи, которые мы потребляем, не вырваны силой у земли, а просто свалились на нас, выпав из саней Санты. Эта иллюзия позволяет нам думать, что наш единственный выбор – это выбор между брендами.

Вернувшись домой, я смываю с луковиц остатки черной земли и срезаю длинные белые корни. Одну большую пригошню луковиц мы отложили в сторону немытыми. Девочки нарезают тонкие луковицы и листья, и все это отправляется в мою любимую чугунную сковороду вместе с таким количеством масла, которое, пожалуй, избыточно. Аромат пассерованного лука-порея наполняет кухню. Один только этот запах – уже хорошее лекарство. Его острота быстро улетучивается, остается только насыщенный и пикантный аромат с ноткой прелых листьев