— Наверное, снова поссорился с женой. Он в прошлый раз привез ей мало денег вот она оттого и не желает его видеть. — Время было трудное и приезды Зорова помогали Надежде. Она не работала, иногда что-то приносила, подрабатывая уборщицей, мать пенсионерка имела небольшое пособие, но и оно давалось ей не вовремя, с большими задержками.

Алексею Зорову разгульная жизнь вредила. Я об этом узнал поздно, да и не только я, но и Светлана. Нам бы нужно уделять ему побольше внимания. Жизнь основательно его помолотила — последствия катастрофы могли в любой момент сказаться на здоровье. Не пил бы, возможно, в будущем ничего плохого с ним и не случилось. А так мы нашего родственника потеряли.

На работе, в поселке пьянство Алексея не было видно, рядом находился напарник со смешным прозвищем Федор Окаянный. Тот охочий до денег, с удовольствием, в любой момент его замещал, четко подсчитывал дни и во время получки тут же являлся к Зорову за расчетом.

Алексей, отдав долю напарнику, часть денег пропивал, с остатками отправлялся к Надежде. Затем настало время, когда, не с чем было ездить — не было этих самых денег — зарплаты и он отправлялся в городок, нагрузив в сумку картошки, моркови, свеклы или же взяв кочан капусты. Это было для его семьи хорошим подспорьем и спасало от голода. Пришло время невыплат зарплат, и напарник отказался замещать Алексея, он был вынужден работать сам. Долг накапливался и накапливался. Зоров не выдержал, бросил однажды работу и отправился в Правление хозяйства выбивать деньги, и под расчет, за несколько месяцев, получил теленка и не только он, но и другим работникам дали. За что все его благодарили. Однако напарник обманул Алексея, он своего теленка придержал, и взял только через неделю, а вот заработанное братом Светланы «ушло» на водку и на закуску стихийно, собравшейся компании собутыльников. Так они отпраздновали его победу над начальниками.

— Надо же почти целого теленка пропил, — возмущалась Светлана. — В дом, можно сказать, принес рожки, да ножки.

Застолье Федор Окаянный организовал у себя дома. Жил на отшибе, один и никто помешать им не мог. Рядом с Алексеем за столом оказалась и Людмила, неизвестный Зорову мужик, а еще какая-то женщина. Где он их всех подцепил, не запомнил, может быть во время похода за очередной бутылкой сивухи к известной самогонщице Алисе — это не главное. Главное, самогон лился рекой и напарник время, от времени, щелкая пальцами, насмешливо говорил:

— Алексей, давай дуй в страну чудес, к этой, как ее… — долго тер лоб, неизвестный мужик тут же подсказывал:

— К Алисе!

— Да-да, к Алисе, — затем, засмеявшись, он рассказывал, как она в погреб, ну что в ту нору плюх и вот уже с подарком — пузырем.

Мужик, сидящий рядом с Зоровым, оказался Людмиле не чужим — супругом. Долго смеялся из-за того, что Алексей его не узнал. Он приехал за женой из Москвы: были проблемы с «маленьким Гришей». Парень сидел в СИЗО и его необходимо было выручать.

Алексей, узнав о том, что это он поит супруга Людмилы, тут же полез драться с ним, но тот вместе с напарником заломил Зорову руки и принялся его успокаивать:

— Ты, что из-за Людмилы так ерепенишься, так бери ее и владей, но не просто бери, с тебя еще пузырь. Я ее продаю за пузырь, ты понял меня? Про-да-ю, — по слогам заплетаясь промямлил объявившийся муж любовницы Зорова: — Про-да-ю! Вот так! — и громко засмеялся.

— А в придачу ты еще мне и своего сына «нациста» столкнешь, да? — полез к мужу Людмилы, Алексей.

— Хочешь, бери и сына, — еле выговаривая слова, произнес мужик. — Знаешь, мне не жалко. От него одни проблемы, — и засмеялся. Сын после приехал прятаться к Зорову от милиции, но с ним он не ужился, тот полез на Филиппа Григорьевича с криками:

— Тоже мне Филипп Григорьевич? Прикрываешься русским именем! Киргиз ты, вот кто, — и хотел хватить отчима Алексея топором, но Зоров, собрав все силы в кулак, так двинул ему в грудь, что того через минуту и след простыл.

Людмила, сидя за столом рядом с Алексеем, ничуть не уступала ему и, захмелев, несла несусветное, слезно просила его:

— Ты уж лучше бы расстался со своей женой — Надеждой. Тебе, что со мной плохо? Я вся твоя, бери, хошь здесь, хошь там, — она махнула рукой куда-то в сторону залы. Муж разрешает. Ох, и кричать буду, весь дом всполошу. Весь дом.

— Врет, не верь ей, не отдал бы, — тут же поправил жену продавец, махнув стакан самогона. — Она баба хорошая, не спорю, но ей нужна выдержка. Моя Людка лишь только когда в охотку может горы свернуть. Только когда в охотку… — и противно засмеялся.

После того застолья Зоров долго не показывался в городке, не навещал свою жену и ребенка. Моя супруга, узнав о попойке брата и о том, что рядом с ним находилась внучка бабы Паши, до того благотворившая ее, вдруг отстранилась:

— Вот стерва, ну и стерва! Чего захотела! Надежда — законная жена, а ты кто? Только лишь им пользуется! — вспылила Светлана, глядя через меня на невидимую Людмилу. В тот же день она отправилась в поселок и сделала брату выволочку. Долго кричала на него. Зоров упал духом. Помочь ему ничем нельзя было. Светлана уехала, а он тут же снова запил.

Однажды Алексей долго не показывался в нашем городке. Я так и сказал жене, что-то стряслось, это не случайно и был прав: умерла баба Паша. Она страдала — ее мучил тромбофлебит. Внучек — для выздоровления старушки часто отправлялся на болото, ловил в банку пиявок. Это ее только и спасало, но как-то раз, Зоров находился в запое и ни то, что пиявок наловить не мог — даже двинутся. Баба Паша соблазнилась предложением соседки Марии Федоровны сходить в баню попарить свои больные ноги. Казалось, ничего в этом не было плохого, но после разогрева баба Паша принялась растирать вены мазью, и до того их массировала, что сдвинулся тромб.

Больше всех страдал Алексей — ее внучек. Он даже отказывался от квартиры — дома, который баба Паша отписала.

— Это я виноват со слезами на глазах, — кричал, как ребенок, большой взрослый мужчина, — я, мне нужно было не валяться пьяным, а наловить бабе Паше пиявок. Они всегда ее выручали. — затем Зоров принимался ругать врачей: — Я вот в суд подам на врачей, будут знать! — В суд, конечно, Зоров не подал. Заботы,