Долгое время ничего не происходит. А потом земля сотрясается. Это длится всего несколько секунд, но на поверхности почти ничего не происходит. Небольшой оползень, падает несколько камней. Какое разочарование.

Наконец из недр горы доносится глубинный, дикий рокот, и у входа в пещеру появляется пыльное облако. Оно надвигается на нас, и нам снова приходится отступать, закрывать глаза и лица руками, прятать головы под одеждой. Когда пыль оседает, все покрыты тонким слоем грязи. Вперед выходит откашливающийся Гэвин. К нему присоединяются Диззи и Ви Кэмпбелл, а все остальные стоят, затаив дыхание, и пытаются разглядеть за спадающей пеленой пещеру.

Когда Гэвин поворачивается и коротко кивает, сельчане аплодируют.

Однако мне нужно увидеть все своими глазами.

Я вырываюсь из объятий Мэгги и направляюсь к Гэвину. Каждый шаг причиняет боль, словно я ступаю по ножам. Гэвин ждет меня, а Диззи и Ви идут обратно к толпе и, проходя мимо, похлопывают меня по плечам. Потом они поворачиваются друг к другу и обнимаются. Диззи Кэмпбелл поднимает Мари в воздух и кружит ее так, будто она легкая словно пушинка. Кора Рейд стоит в окружении своих братьев, и все они плачут, не скрывая слез. Люди вокруг меня обнимаются, улыбаются и поздравляют друг друга. В Ормсколе наступило единение. Такого давно не случалось. Мы совместно трудимся и надеемся. Настоящие соседи.

Только я не могу оторвать взгляда от заваленного входа в пещеру. Подхожу на шаг ближе, сердце колотится у меня в груди. Я опасаюсь, что тонкая рука, испачканная сажей, вдруг появится среди камней, схватит меня и утащит под землю.

– Есть вероятность, что они смогут раскопать проход, – сообщает Гэвин, подходя ко мне. – Это зависит от того, был ли разрушен весь тоннель или только его часть. Возможно, мы всего лишь выиграли пару дней. Но этого времени хватит, чтобы изготовить патроны и укрепить деревню. И придумать другой способ запереть их под землей. Мы должны держать ухо востро.

– Гэвин, твой па…

– Я понимал, что если он спустится в пещеры, то не выберется. Что с твоим отцом? – Я качаю головой. – Мне жаль, – сочувствует он.

– Мне тоже.

Гэвин поднимает глаза к синевато-серому затянутому облаками небу.

– Что теперь? – спрашивает он. – Мы от них избавились. Что дальше?

– Не знаю. Видимо, продолжать жить.

– Теперь ты наевфуиль.

– А ты хозяин лесопилки. И Ормсколы.

Гэвин сжимает челюсть.

– Довольно. Нам нужно восстановить деревню. Людям необходима работа. Только лесопилка не начнет производство, пока озеро снова не наполнится. И мы больше никогда не позволим ему высохнуть.

Словно в ответ на его слова, в небесах раздается гром, а жители Ормсколы начинают плясать под дождем.

Я не готова для танцев: каждая кость и мышца, каждый сантиметр моего тела болят, горят огнем или изнывают от холода. Поэтому отправляюсь домой, наслаждаясь падающими на кожу каплями дождя. И только спустя несколько метров я замечаю, что за мной кто-то идет. Даже не оборачиваясь, я понимаю, что это Рен. Мы некоторое время продолжаем путь в тишине, и оба заметно хромаем.

– Почему ты молчишь? – интересуется Рен.

– Я устала, – отвечаю я.

До дома мы больше не разговариваем. Совсем забыла, что мы забаррикадировали дверь, и мне приходится проползать внутрь. Когда я опускаюсь на колени, моя пострадавшая нога пульсирует от боли. Рен заходит следом за мной. Он стоит у меня в коридоре и выглядит непривычно растерянным.

– Мне уйти? – спрашивает он.

Я качаю головой. Не хочу сейчас быть одна.

– Нет. Останься. Позволь мне только умыться.

Он хмурится, пожимает плечами и уходит на кухню.

– Я заварю чай.

Я ковыляю в спальню, чтобы найти чистую одежду. Провожу ревизию своей походной сумки, все еще стоящей под моей неприбранной кроватью, чтобы достать оттуда одно из нарядных платьев. Но не то, которое меня заставлял надеть Джайлз. Я забираю его с собой в ванную. Водой из бочки я мою волосы, лицо и тело.

Когда приходит черед до ран на ноге, я сажусь на стул и осторожно смываю кровь с обожженной и порезанной кожи.

Прямо под моим левым коленом виднеется пара отметин – следы от укуса.

Я знала, что меня укусили. Когда почувствовала укол в ноге, то поняла, что это не осколки стекла от бутылок. В мое тело словно вонзились две сосульки.

Два ряда зубов. Один – чтобы есть, другой – чтобы превращать в себе подобных.

Мама не врала, когда сказала, что было больно.

Я очень хотела, чтобы мои опасения не оправдались. Всю дорогу домой я отгоняла эти мысли, хоть и чувствовала, как по телу распространяется холод. Сейчас он поднялся до колен, они почти не гнутся и кажутся застывшими.

Не знаю, что произойдет, когда холод доберется до моего сердца. Думаю, мое человеческое сердце остановится и забьется сердце монстра.

Промокнув раны, я натягиваю через голову нарядное платье и заплетаю волосы в две толстые косы. Затем отыскиваю в кармане грязных юбок мамин револьвер и последнюю серебряную пулю. Вставляю ее в барабан и раскручиваю его, пока патрон не становится в ствол.

Я не хочу умирать. Все совсем наоборот. Я хочу уехать отсюда и попытать счастья в другом месте. Хочу до потери дыхания целоваться с Марреном Россом. Хочу большего, чем просто поцелуи. Хочу увидеть море, хочу есть шоколад. Хочу взрослеть. Вооружившись пером и бумагой, хочу написать свой собственный мир. Лучше того, в котором я живу.

Это несправедливо.

Я выхожу из ванной и направляюсь на кухню. Каждый шаг приносит мучительную боль. Но когда вижу сидящего за столом Рена и две дымящиеся кружки чая, я натягиваю на лицо улыбку.

– Так не пойдет, Маррен Росс, – говорю я. – В конце концов, сегодня праздник.

– Я так и понял. – Он кивком указывает на мое платье, и его глаза загораются ярким огнем.

– Я красивая? – интересуюсь я.

Смерть, видимо, делает меня прямолинейной. У Рена отвисает челюсть, и я смеюсь. Беру лучший виски отца и два стакана. Наполняю их до краев, один ставлю перед Реном, а другой поднимаю сама.

Первый глоток устраивает пожар в моем горле, и я делаю еще один. Может, он избавит меня от холода.

Только вот Рена не провести.

– Что происходит? – спрашивает он, наклоняясь вперед и не обращая никакого внимания на стакан.

Я кладу на середину стола мамин револьвер.

– Если мне не хватит смелости, это придется сделать тебе, – говорю я.