Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Люди найдут этому дурное применение – я в этом уверен.
– Почему вы так говорите? Разве это не чудо? Разве вы не понимаете, как такие корабли изменят мир?
– Я понимаю. Но понимаю я и то, какие перемены сулит это открытие. Люди вторгаются в те сферы, управлять которыми должен только Бог. И когда люди разрушат возведенные Богом барьеры, безопасных мест больше не будет.
– Я не понимаю вас, Джон.
– Были времена, когда городские ворота запирали, и их стерегли стражники. Путешественник тогда считался человеком великим, и его слушали со вниманием. А за бедными присматривали и заботились о них – ради той службы, какую они могли сослужить. Теперь же все преграды мира снесены, и мир стал холодным, жестоким, пугающим местом, где хорошо только богатым. Вместо стен, обеспечивающих безопасность, появились деньги.
– Любопытный взгляд на мир… Но кто рассказал вам все это? Вы умеете читать?
– Я вижу это собственными глазами, отец Харингтон.
– И что же вы видите?
– Я вижу перед собой прошлое со времен нашего доброго короля Эдуарда Третьего. Я вижу один день каждые девяносто девять лет, один за другим. Я видел ворота Эксетера девяносто девять лет назад, обветшавшие и полуразрушенные. Я видел их высокими и могучими. Я видел жителей этого города, когда они были готовы отдать жизнь, сражаясь за короля Эдуарда. И видел их слабыми и бедными духом настолько, что они требовали два пенса лишь за то, чтобы войти в собор. Я видел жестокость тех, кто поддерживал полковника Фейрфакса, и ханжество каноника-прецентора. Я видел, как безжалостно изматывают рудокопов Периэмы. Отец Харингтон, не спрашивайте меня, почему и зачем. Я не понимаю этого. Но вся христианская жизнь развернулась на моих глазах, как на столе. И я окунал свои пальцы в соусы и пробовал душу человеческую во многих ее формах. И, должен признаться, все это оставило горечь в моем рту.
Отец Харингтон изумленно смотрел на меня. Он заговорил было, но тут же остановился, отвернулся и стал смотреть на корабли у набережной. Но все же он собрался с мыслями и снова повернулся ко мне.
– У вас было видение – это нечто необычайное! Нет, нет, не будем судить об этом. Бог послал вам видение. Вот что с вами произошло.
Я покачал головой.
– Не было у меня никакого видения. Я просто хотел объяснить…
– Но я должен вас поправить, – перебил меня викарий. – Эдуард Третий не был хорошим королем. Он начал войну с Францией, которая продлилась более сотни лет. Он безжалостно обложил свой народ налогами, он ненавидел мир и соблазнил множество женщин. Он не поощрял свободу торговли и свободу мышления – и любую свободу, кроме собственной. Он был дилетантом, распущенным человеком. И ему чертовски повезло, что он не погиб на поле боя.
– Нет! – воскликнул я. – Что вы знаете о нем? Он был благороднейшим человеком, воплощением доброты к своему народу и безжалостным врагом французских воинов. Все короли берут налоги со своего народа, но если человек не мог заплатить восемь пенсов королю Эдуарду, то не платил ничего. Он любил свою жену, королеву Филиппу, только ее и никого другого – никогда, по крайней мере, при моей жизни. И он истинно любил Господа – и Господь даровал ему победу в битвах. Говорят, что солдаты Александра Великого последовали за ним в Индию. И если бы Эдуард захотел завоевать Индию, мы последовали бы за ним! И за все годы, что довелось мне увидеть, в Англии не появилось короля, подобного ему. Разве ваша армия пойдет за нашим королем в Индию?
– У нас нет короля, – мягко произнес отец Харингтон. – У нас королева. И она правит Индией.
Это изумило меня. Когда-то мы удивлялись тому, что женщины учатся читать и писать. Мне и в голову не приходило, что женщина может править.
– Но если Англией правит королева, если она королева Индии, то и добрый король Эдуард по праву был королем Франции. Давным-давно он показал нам истинный дух англичанина. Вы забыли его и теперь хулите его доброе имя. Сегодня истина изменилась. Все здесь чужаки. А ваш паровой корабль… Я скажу вам, почему он не будет использован во благо: потому что человек человеку дьявол. Homo homini daemon. Со времен Великой чумы люди стремились превзойти друг друга, словно все зависит только от воли человека, а не от воли Господа. И чем умнее становился человек – чем больше появлялось часов и механических прялок, дробилок и паровых кораблей, – тем чаще использовал он свои изобретения против других людей. Тик, тик, тик – идут часы. Динь, динь, дон – звонит колокол. И богач твердит: «Делай это немедленно!» Этот корабль будут использовать для войны и убийства. Возможно, не в этом году и не в следующем, но когда-нибудь эти корабли будут убивать людей. Этот мир затянут в корсет, и корсет этот затягивается все туже и туже. И хотя наши тела сближаются, души наши далеки друг от друга.
Отец Харингтон поклонился мне.
– Сэр, я не ожидал столь эрудированной проповеди от человека, который полчаса назад собирался покончить с жизнью. Могу я поинтересоваться, принимая во внимание ваше старинное одеяние, не актер ли вы? Подобная риторика свойственна тем, кто с головой погружен в творения великого Барда. Я сам веду свой род от елизаветинского поэта и придворного, сэра Джона Харингтона, и знаком со многими трудами того времени. Мне доводилось встречаться с прекрасными актерами, которые не прочли ни одного слова Шекспира, но играли в его пьесах с таким мастерством, что я не мог поверить, что эти слова не принадлежали им самим.
– Я не понимаю вас, отец Харингтон.
– Чего вы не понимаете?
– Кто такие актеры?
Отец Харингтон тряхнул головой. Он долгое время молчал, а потом с любопытством поинтересовался:
– Вы сказали, что мир затянут в жесткий корсет, который сближает наши тела, но отдаляет души друг от друга. Что ж, если вы правы, то этот корабль являет собой печальное зрелище. Он – символ великого стремления к совершенству, но в действительности всего лишь еще одна остановка на крестном пути взаимного непонимания и разрушения человеческого вида. – Викарий посмотрел на меня. – Но я в это не верю. Просто не могу. Даже если это и правда, мы обязаны отвергнуть ее. Прогресс человеческого духа зависит от прогресса человеческого разума – это неоспоримо. Как иначе можем мы облегчить страдания бедных? Как можем защититься от хитроумной злобы наших врагов? Как донести слово Господа до злобных туземцев, которые убивают путешественников и во грехе живут на просторах Африки? Вот вы стоите здесь, полунагой, бедный и измученный – вы явились миру, как сам Христос на кресте. И все же я скажу вам, что Господь Бог наделил человека великим разумом, и не по-христиански будет отвергать этот дар или отказываться от того добра, которое можем мы с его помощью свершить.
– Тогда вы затянете корсет еще туже…
– Нет! – воскликнул викарий. – Я бы соединил страны, чтобы приблизить души людские к Господу. Я бы строил корабли, которые могли бы пересекать океаны и доставлять зерно с великих американских равнин бедным и голодающим. Я посадил бы добрых миссионеров на эти корабли, чтобы они проповедовали слово Божие африканцам, китайцам, индийцам, эскимосам, аборигенам и маори. Я доставлял бы плоды Вест-Индии в Англию, чтобы ими могли наслаждаться простые рабочие – так, словно они живут в Эдеме. Я сделал бы жизнь лучше для всех.