и тем же: как только он начинал писать, в мозгу как будто переключался какой-то тумблер, и жуткие картинки из ночного видения снова и снова плыли у него перед глазами. В итоге Валентин не придумал ничего лучше, как затуманить сознание алкоголем. И хотя он знал, чем это чревато, он полагал, что выбирает из двух зол меньшее.

Опорный участковый пункт полиции располагался неподалеку от сельского магазина. Валентин быстрым шагом приблизился к торговой точке, завернул за угол и едва не столкнулся с двумя местными жительницами. Старушки о чем-то неспешно беседовали. Набитые продуктами матерчатые сумки стояли на земле между закругленными мысками их старомодных туфель.

Бабулька в синем шерстяном платье увидела участкового раньше собеседницы, поскольку та стояла к нему спиной. Морщинистое лицо расплылось в улыбке. Она поправила дрожащей рукой белый платочек на седых волосах и чуть склонила голову в учтивом поклоне:

– Здравьица вам, Валентин Степаныч!

Ее подружка в коричневой крепдешиновой юбке по самую щиколотку и серой вязаной кофте с круглыми деревянными пуговицами повернулась и тоже поприветствовала представителя власти:

– Доброго денечка!

Мухортов ограничился скупым кивком и влетел в магазин, хотя раньше, бывало, подолгу разговаривал с бабушками. Точнее, это они делились с ним местными новостями, попутно рассказывая, что у них сегодня болит, какие лекарства и сколько раз они к этому моменту приняли, а в конце обязательно жаловались на детей и внуков, что те им не звонят и очень редко приезжают в гости. Участковый учтиво их выслушивал, думая о чем-то своем, иногда делая в памяти зарубки: проверить тот или иной дом, если информация от невольных осведомительниц того заслуживала.

Бабуля в кофте удивленно покосилась на хлопнувшую за Валентином дверь.

– Что это с ним? Обычно такой обходительный, приветливый, а сегодня будто сам не свой.

– Вчера в новостях ихний министер по телевизеру выступал, – доверительно сказала подружка. – Видела ли?

– Не-е, я чой-то так ушлепалась за день, не помню, как и уснула. Даже новую серию «Запретной любви» не посмотрела.

– Да ты что! – всплеснула руками старушка в платочке. – Там так интересно было. Я тебе позжей расскажу. Сначала о министере. Говорил он много и заумно, я половины-то и не поняла. Одно для себя уяснила: таперича у них все через компухтеры будет. Мож, Валентин наш от того странный такой? Поди, не понимает ниче в компухтерах-то, как мы с тобой.

– Куды мир катисся? Совсем они там помешались на этой цифиризии своей. Говорят, врачи тож через компухтеры больных лечить станут. И-иих, как жить-от дальше будям-то? – Бабуля в кофте сокрушенно покачала головой и тут же поменяла тему: – Ну, чегой там в кине-то было? Рассказывай ужо, не томи.

Продавщица в белом переднике и миниатюрном кокошнике поверх гривы обесцвеченных волос удивленно уставилась на Валентина, когда тот попросил бутылку «Столичной» и пачку сигарет.

– Ты ж вроде не куришь и не пьешь, Степаныч, – сказала она, жуя жвачку. Звонко хлопнула надутым меж вызывающе ярко намалеванных губ розовым пузырем и снова лениво задвигала челюстями, как корова на пастбище. – Гости, что ль, приехали?

– Ага, приехали, – кивнул Валентин, стараясь не смотреть продавщице в глаза.

– Бутылки-то хватит? Поди, еще возьмешь, чтоб за добавкой не бегать?

– Сколько?

– А я откуда знаю? – удивилась продавщица, наматывая белесый локон на кончик пальца. – Возьми две сверху на всякий случай.

Мухортов махнул рукой:

– А давай четыре и еще пачку сигарет. Гулять так гулять.

Продавщица повернулась к нему спиной, встала на цыпочки. И без того короткое ситцевое платье поднялось еще выше, выставляя напоказ широкую кружевную резинку чулка. Она поочередно сняла бутылки с полки над заставленной банками рыбных консервов, коробками с чаем, конфетами и макаронной продукцией витриной и выставила на морозильный прилавок с замороженными морепродуктами и мясными полуфабрикатами.

– Еще что-нибудь?

– Буханку хлеба, банку кильки в томате и два килограмма пельменей.

Когда участковый вышел из магазина с полным пакетом, бабульки по-прежнему беседовали. Они так увлеклись обсуждением новой серии фильма, что не заметили, как он прошел мимо них, звякая бутылками с горячительным.

Валентин пришел домой и, забыв запереть дверь, торопливо скинул у порога ботинки. Бамбуковая занавеска мелодично зашуршала тонюсенькими палочками, когда он проследовал сквозь нее на кухню. Валентин шагнул к столу, достал бутылку из пакета, открутил крышку и выпил прямо из горла. Так закончилась его почти десятилетняя трезвая жизнь.

Спиртное обжигающим валом прокатилось по пищеводу и волнами мягкого тепла разлилось из глубин организма по всему телу. Мухортов замер на мгновение. Вопреки ожиданиям, хмельной шум в голове не появился.

– Маловато выпил, надо больше, – пробормотал Валентин и достал из шкафчика стакан. Звякая горлышком о край посудины, наполнил граненую тару до краев, выдохнул и в три больших глотка выпил горькую. – Ф-фу, гадость какая! – скривился он, прижал рукав к носу и шумно втянул ноздрями воздух. – И как я раньше каждый день ее лопал?

Валентин стукнул донцем стакана о стол и принялся хозяйничать. Первым делом убрал пельмени в морозилку, потом нарезал крупными кусками хлеб, вскрыл консервным ножом жестянку с рыбой. Все это время он невольно прислушивался к себе. Алкоголь должен был накрыть его хотя бы чуть-чуть, но он ничего не чувствовал, кроме легкого жжения за грудиной.

Валентин вылил остатки из бутылки в стакан, выпил не закусывая, и взял в руки пачку сигарет. Он никогда не курил, но слышал, что от табака быстрее наступает опьянение, а именно этого он и добивался. Валентин вскрыл целлофановую упаковку, открыл крышку и сорвал фольгу, под которой прятались плотно упакованные в два ряда рыжие головки сигаретных фильтров. В нос ударил резкий табачный запах. Валентин поморщился и с сомнением посмотрел на фотографию гнилых зубов: вместе с предупреждающей надписью о вреде курения та занимала большую часть пачки.

Усилием воли Валентин заставил себя взять сигарету и чиркнул спичкой. Пламя с шипением вырвалось из коричневой головки, жадно облизало дрожащий кончик сигареты. Резко запахло табачным дымом. Валентин глубоко затянулся и закашлялся с непривычки. Слезы выступили из глаз. К жжению за грудиной добавилась боль в легких, как будто он недавно пробежал многокилометровый кросс. Глухо покашливая, Валентин с сомнением посмотрел на тлеющий конус табачного пепла и вьющиеся к потолку тонкие струйки дыма. Хотел было швырнуть сигарету в раковину, но передумал и досмолил почти до самого фильтра, щурясь и кашляя после каждой затяжки.

Результат того стоил: в глазах задвоилось, ноги обмякли. Он сунул дымящийся окурок в слив раковины, развернулся и, покачиваясь, побрел в комнату. Медленно переставляя ватные ноги и опираясь рукой о стену, кое-как добрался до спальни. С трудом снял с себя китель, швырнул в угол и тяжело опустился на жалобно скрипнувший пружинами диван. Какое-то время он смотрел мутным взглядом в одну точку перед собой, пытаясь непослушными пальцами расстегнуть пуговицы