себе на несколько пальцев виски, потом открывает шкафчик и достает бутылку мерло.

– Как ты узнал?! – спрашиваю я.

– Я прочитал информацию об авторе на обложке твоей книги. Там написано, что ты любишь мерло.

Я улыбаюсь, а он наливает мне бокал вина. Я несу альбом на диван, он садится рядом со мной, и я открываю первую страницу. Гэвин смотрит на фотографию, на которой я держу новорожденного Мэддокса в роддоме. Он проводит пальцем по его крохотному личику. Затем проводит пальцем по моему лицу, и внутри у меня все трепещет. Он дотронулся лишь до моей фотографии, а мне кажется, что он прикоснулся к моему телу.

– Какой крошечный, – говорит он.

– Два килограмма девятьсот граммов.

Я указываю на сообщение о его рождении на следующей странице.

– Седьмое ноября, – читает он вслух.

Потом смотрит на меня:

– Сразу предупреждаю, что я избалую этого ребенка до чертиков. И даже не стану дожидаться его дня рождения.

Я смеюсь.

Он медленно переворачивает страницу за страницей, а я рассказываю ему про жизнь Мэддокса. Я запечатлела все: первую улыбку, первый зуб, первый шаг, первую стрижку – и все, что происходило между ними.

– Ух ты, это Скайлар? Прямо твоя копия, – говорит он, показывая на фотографию Пайпер.

Я качаю головой:

– Нет, это Пайпер. Ей тут восемнадцать. Это фотография с ее прощальной вечеринки три года назад. Она откладывала каждую копейку, которую зарабатывала в старших классах, и решила потратить эти деньги – и деньги, отложенные на ее обучение, – на путешествия по миру с подругой. Она сейчас в Китае. Или в Корее – я забыла, где именно.

– Точно! Кажется, я припоминаю, что Скайлар говорила, что Пайпер не хочет заниматься семейным бизнесом, – говорит он.

– Да уж! Ни в какую. Я даже не уверена, что она вообще будет заниматься бизнесом. Она вольный человек, ей не сидится на месте, – говорю я. – Еще давно, после того как она провела в старших классах семестр за границей, Пайпер решила, что будет вести кочевой образ жизни. А Скайлар, наоборот, сейчас управляет рестораном «У Митчелла» в Нью-Йорке. Жизнь в большом городе для нее – рай.

Он доходит до фотографии, на которой я обнимаю Мэддокса и плачу.

– Почему ты тут такая грустная? – спрашивает он.

– Это был его первый день в детском саду. Я была в ужасном состоянии, – со смехом объясняю я. – Им пришлось чуть ли не вырывать его у меня из рук. Не потому, что он не хотел идти, а потому, что я не хотела его отпускать. Уверена, что после того, как Кэлли нас сфотографировала, этот пятилетка закатил глаза, развернулся и ушел не оглядываясь.

Гэвин смеется:

– Независимый, значит? Интересно, от кого это он унаследовал?

Он подмигивает мне, и в животе у меня начинают порхать бабочки.

Гэвин переворачивает страницу: Мэддокс с редкими зубами улыбается в камеру, на нем детская бейсбольная форма «Ред Сокс».

– Бейсбол?.. Серьезно?! – Он сердито смотрит на меня.

Я закатываю глаза:

– Листай дальше.

Через несколько страниц Гэвин самодовольно улыбается, увидев фотографию Мэддокса с футбольным трофеем.

– Ну вот, совсем другое дело! – восклицает он.

– Богом клянусь, это просто у него в крови, – говорю я. – Я предлагала ему попробовать все виды спорта. Кажется, я даже пыталась отговорить его от футбола, но он все равно к нему возвращался.

– Ха! Горжусь своим сыном!

И вдруг он чуть не плачет:

– О боже, это же мой сын!

Я вижу, как он пытается скрыть слезу, катящуюся по его щеке. От нахлынувших эмоций у меня сжимается горло.

– Черт! – говорит он, отворачиваясь от меня. – Я плачу, как девчонка. Я не плакал с того дня, когда ты исчезла.

Мое сердце разрывается от жалости к нему. К нам. Сколько ненужных страданий нам пришлось пережить! Он смотрит на фотографию Мэддокса в грязной футбольной форме. У него несколько повязок на коленках и глупая ухмылка, которая просто кричит о том, что он сын Гэвина.

Слезы капают на альбом. Его слезы. Мои слезы. Ему не нужно объяснять мне, почему он плачет. Я и так это знаю. Он плачет из-за всех футбольных матчей, которые пропустил. Он плачет из-за всех содранных коленок, которые он не лечил, из-за всех первых дней в школе, когда его не было рядом. Он плачет из-за всех воспоминаний, которых у него никогда не будет. И я плачу вместе с ним.

В какой-то момент посреди плача наши руки соприкасаются, а пальцы переплетаются. Другой рукой он вытирает мне слезы, а я вытираю слезы ему. Ни один из нас не в силах остановиться, когда наши губы сближаются, и мы пробуем друг друга на вкус, будто бы в первый раз. От страстного проникновения его языка у меня захватывает дыхание. Наши поцелуи обжигают, требуют, даже наказывают. Наши языки яростно работают, облизывают, посасывают, пробуют на вкус – решительно и требовательно. Мы отрываемся друг от друга только для того, чтобы набрать в легкие воздуха, мои пальцы вплетаются в его светлые локоны, а его ладони нежно обнимают мое лицо. Мы смотрим друг другу в глаза, он прижимается ко мне лбом, и мы дышим друг в друга, обмениваясь дыханием.

– Скучала по мне? – спрашивает он.

– Нет, – говорю я, не в силах больше сдерживать слезы.

– Врешь, – говорит он.

– Да, – отвечаю я.

Глава 30

Гэвин встает. Он держит меня за руку, увлекая за собой. Он наклоняется, поднимает меня на руки и несет в спальню. Когда мы переступаем через порог, я спрашиваю его:

– Ты уверен, что это хорошая идея?

Он улыбается мне:

– Милая, это лучшая идея из всех, которые у меня были за восемь лет.

Внутри у меня все превращается в клейкую кашицу. Я забыла, как это бывает. Я забыла чистое плотское желание. Напряженную страсть к кому-то. Я пыталась быть с другими мужчинами. Я была с другими мужчинами. Но секс ни с одним из них даже близко не сравнится с теми ощущениями, которые я испытываю, когда Гэвин просто держит меня в объятиях.

Он осторожно кладет меня на огромную постель и нависает надо мной.

– Последние две недели я думал только об этом. Я хочу тебя так сильно, что это почти невыносимо, – говорит он, его голос напряжен от волнения. – Я хочу заняться с тобой любовью, Бэйлор. Мне это нужно больше, чем воздух. Ты позволишь мне это сделать?

Я думаю о защитной броне, окружающей мое сердце. О стенах, которые я воздвигла после того, как Гэвин меня бросил. О щите, который защищает меня от душевных