– Ты заснула и спала так мирно и крепко, что я не хотел тебя будить, – говорит он. – Я не хотел, чтобы ты уходила, поэтому написал Кэлли с твоего телефона, чтобы она тебя не ждала.

Я хочу разозлиться на его бесцеремонность. Но в моей голове проносится воспоминание о том, как он сделал то же самое в колледже – написал моей соседке, чтобы она за меня не волновалась. Я не могу сдержать улыбки. Прошло всего несколько часов, а он уже обо мне заботится. Как раньше.

Он крепко держит меня и шепчет мне в волосы:

– Помнишь, когда мы спали вместе на весенних каникулах? Это была лучшая неделя в моей жизни.

– И в моей тоже, – признаюсь я.

Меня охватывает грусть.

– Как же мы позволили этому случиться, Гэвин? Почему мы поверили в ее ложь?

Он проводит рукой по изгибу моего бедра, снова и снова:

– Я много об этом думал в последнее время. Я помню, как меня бесило, что ты проводишь с Крисом больше времени, чем со мной. Ты утверждала, что вы с ним занимаетесь.

– Мы с ним действительно занимались! – говорю я. – Уверяю тебя, больше ничего не было. С Крисом было классно заниматься. А рядом с тобой я не могла сосредоточиться. Мой мозг превращался в кашу каждый раз, когда ты просто смотрел на меня. За те два месяца, что мы встречались, у меня ухудшилась успеваемость, а я не могла допустить, чтобы у меня понизился средний балл.

– В общем, я ревновал, – говорит он. – Может, поэтому я и поверил в ее вранье. Я знал, что ты погрязла в учебе, но мне все равно было очень обидно, когда ты пропускала наши пробежки.

Я киваю:

– Знаю. Я была измучена. Я думала, что это все из-за учебы, но теперь я понимаю, что это было из-за беременности. Думаю, разыгравшиеся гормоны тоже не способствовали принятию наилучшего решения. Когда мне сообщили, что я беременна, первое, что пришло мне в голову, – это наш разговор у тебя на диване в весенние каникулы. Я тогда сказала, что у нас были бы привлекательные дети, а ты весь затвердел, как свеженакрахмаленная рубашка.

Он с досадой качает головой.

– Мне было двадцать лет! – восклицает Гэвин. – Нужно было дать мне минутку свыкнуться с мыслью о детях. Но я даже не успел опомниться и сказать, что я, конечно, хочу с тобой детей в будущем, как ты схватила мой член. А потом, когда все полетело к чертям и я пришел к твоему общежитию и увидел тебя в объятиях Криса, увидел, как он тебя целует, я просто офигел. Но окончательно меня добило то, что на нем в тот день совершенно случайно была футболка со «Штучкой Один», хотя незадолго до этого ты сказала мне, что никакой «Штучки Один» нет. – Он трет переносицу.

– Я не врала, – говорю я. – Когда я покупала ту дурацкую футболку, я купила только ее. Потом, когда мы с Крисом начали встречаться, он купил себе ту футболку в качестве шутки. Боже, Гэвин, даже без козней Карен все работало против нас! Мы так многое неверно интерпретировали.

– Это естественно! Мы же были так молоды.

Он опирается на один локоть, я едва различаю его силуэт в свете луны, светящей в окно за моей спиной.

– Главное, чтобы ты верно интерпретировала вот что: я тебя хочу.

И он подтверждает свои слова действиями, обрушиваясь на меня с поцелуем.

Я просыпаюсь и чувствую запах кофе и еды. Я натягиваю на себя простыню, когда Гэвин приносит в комнату поднос с едой. И лиловыми орхидеями.

Он видит, что я проснулась, и улыбается.

– Надеюсь, сегодня ты не будешь бросаться в меня цветами? – шутит он.

– Нет.

Я улыбаюсь.

– Как много может измениться всего за сутки, да?

При свете дня, пока мы едим яичницу и блины, реальность заявляет свои права. Не то чтобы я жалела о прошлой ночи, вовсе нет. Я просто размышляю, правильно ли я поступила. Самое важное для меня – это Мэддокс. Он для меня все. Прежде чем думать о чем-то или о ком-то еще, я должна удостовериться в его благополучии. Гэвин кажется искренним, но я не могу не переживать – совсем чуть-чуть, – действительно ли все это ради меня. Или он делает это, чтобы получить доступ к сыну?

– Должно быть, тебя одолевают ужасно серьезные мысли, – произносит он с сексуальным южным акцентом, от которого так и не избавился окончательно, хотя и переехал на Западное побережье.

Я киваю и отставляю поднос с едой в сторону.

– Я должна думать о Мэддоксе, Гэвин. Я должна делать то, что будет лучше для него. И я невольно задаюсь вопросом, не является ли все это… – я указываю на постель, на которой мы сидим, – …просто способом… чтобы…

– Подожди, – прерывает он меня. – Я знаю, о чем ты думаешь, но тебе не о чем волноваться. Я делаю это не для того, чтобы заполучить Мэддокса. Я не собираюсь забирать его у тебя. Даже если ты скажешь, что не хочешь быть со мной, я все равно не заберу его у тебя. Но позволь мне кое-что прояснить: я намерен заполучить вас обоих, до конца своей жизни.

Гэвин берет меня за руку:

– И если я не был в этом уверен до прошлой ночи, то сейчас никаких сомнений не осталось. Я все еще люблю тебя, Бэйлор.

Я открываю рот, не веря своим ушам.

– Ты не можешь меня любить, Гэвин. Ты меня знаешь примерно десять минут.

– Я тебя знаю, милая, – говорит он. – Я знаю каждое выражение твоего лица. Я знаю твой запах. Я знаю, что заставляет тебя извиваться подо мной.

Он показывает на отставленный поднос с едой.

– Я знаю, какую яичницу ты любишь. Я знаю, что ты добрая и великодушная. А самое главное, судя по этому невероятному фотоальбому, я знаю, что ты прекрасная мать для нашего сына.

Он берет мою вторую руку.

– Я люблю тебя, – повторяет Гэвин. – Думаю, я всегда тебя любил – даже когда ненавидел.

Я хмурю брови и пытаюсь не дать ему пробить брешь в моей броне.

– Гэвин… – вздыхаю я.

Он отпускает одну руку и прикладывает палец к моим губам:

– Все в порядке, тебе не нужно говорить мне то же в ответ. Я не хочу, чтобы ты говорила эти слова просто так. Я подожду. Я терпеливый человек. Но я уверен, что