ФАУЛИ: Не могу отвечать за полицию Южной Мерсии, но в подобных случаях это стандартная процедура – рассмотреть все потенциальные линии. Если бы они нашли какие-либо доказательства, связывающие мистера Уорда с Камиллой Роуэн, не было бы причин, по которым они не занялись бы ими.

ПЕНРОУЗ: Возможно, они потому не нашли никаких доказательств, что искали их не в том месте. Или смотрели в другую сторону. В конце концов, половина из них были его приятелями. «Ротари-клуб», гольф-клуб, кто знает, возможно, еще какой-нибудь клуб…

ФАУЛИ: Я не могу это комментировать. Вам придется обратиться в полицию Южной Мерсии. Это было их расследование.

ПЕНРОУЗ: А как насчет вашего расследования? Вы что-нибудь нашли, инспектор Фаули? У вас есть команда, которая занимается этим делом. У вас нет шкурных интересов, вы не знаете никого, кто мог быть причастен, ваши руки чисты. Вы нашли что-нибудь указывающее на то, что Найджел Уорд мог быть причастен к исчезновению ребенка Камиллы? Помогал ли он ей как-то – то ли по доброте душевной, то ли по другим, корыстным причинам, потому что ему нужно было сохранить в тайне его прежнюю «связь» с ней?

ФАУЛИ: Как я уже сказал, мы никогда не комментируем активные расследования.

ПЕНРОУЗ: То есть вы занимаетесь этой линией?

ФАУЛИ: Могу сказать только одно: Найджел Уорд однозначно не был отцом пропавшего ребенка. Мы проверили его ДНК, и нет никаких сомнений – он не был отцом этого ребенка.

ПЕНРОУЗ: Так кто же тогда?

ФАУЛИ: Это то, что мы пытаемся выяснить. Мы сейчас проводим поиск родственных ДНК, но это долгий и кропотливый процесс, и он может не дать никаких результатов. Вот почему мы надеемся, что ваши зрители смогут нам помочь. Сама мисс Роуэн до сих пор настаивает на том, что отцом был некто по имени Тим Бейкер…

ПЕНРОУЗ: Вы действительно в это верите? Вы опытный полицейский и знаете, сколько усилий потребовали поиски этого человека… Вы действительно думаете, что он существует, после стольких-то лет?

ФАУЛИ: Понятия не имею. Но мы вынуждены исходить из предположения, что существует. До тех пор пока кто-нибудь не докажет обратное.

ПЕНРОУЗ (ОБРАЩАЯСЬ К КАМЕРЕ): Спасибо, детектив-инспектор Фаули. Мы обязательно будем следить за этой историей по мере ее развития. Хелен, мы закончили.

ХЕЛЕН КЕРРИДЖ: Спасибо, Джон. Увлекательная история, о которой, я уверена, мы еще услышим в ближайшие недели. А теперь – Брексит[39], поскольку Великобритания и ЕС все еще не могут прийти к соглашению по поводу ирландской границы. Будет ли Тереза Мэй просить о продлении переходного периода?

* * *

– Что он сказал, когда ты вызвала его на откровенный разговор?

Эв и Сарджент в женском туалете. Это единственное место, где их никто не может побеспокоить, но они здесь не поэтому. Они здесь потому, что когда десять минут назад Эв вошла сюда, то увидела у зеркала Сарджент, заново наносившую тушь. Та явно плакала.

Сарджент шмыгает носом.

– Он все отрицал. Сказал, что понятия не имел, что меня тоже заинтересовали кроссовки, – мол, нас просто в одно и то же время посетила одна и та же мысль.

Эв ни на минуту не верит в это, но пытается сохранять нейтралитет.

– Ты ему поверила?

– Конечно, нет. Так я и поверю этому лживому маленькому засранцу…

Она тяжело вздыхает. Ее красивое лицо кажется осунувшимся и бледным.

– Прости, – говорит Эв. – Не знаю даже, что предложить.

Сарджент вздыхает.

– Всё в порядке, – говорит она слегка сдавленным голосом. – Просто мне нужно было излить кому-то душу. Извини.

– Не нужно извиняться. – Короткое молчание. – Хочешь, я поговорю с Гисом?

Сарджент качает головой:

– Нет, свои битвы я веду сама.

– Я знаю, но он мой приятель, и я могу действовать неофициально.

– А есть ли смысл? Я ничего не могу доказать… Я знаю, что кто-то сидел на моем стуле, но не могу доказать, что это был именно Картер. И не понимаю, как он мог залезть в мой компьютер.

– У тебя точно была включена блокировка экрана?

– Конечно, я всегда так делаю. Мне это вдолбил в голову мой первый сержант.

Эв ощущает бессилие.

– Тогда я не знаю, что еще могу сделать.

Сарджент пытается выдавить улыбку.

– Как насчет того, чтобы угостить меня стаканчиком? После работы?

Эв смотрит на часы. Уже седьмой час.

– А если прямо сейчас?

* * *

Адам Фаули

26 октября

20:19

– Это был эпичный провал, черт возьми… Он распял меня.

Телефон на громкой связи, но связь плохая, да и шум на трассе отнюдь не помогает.

– Вообще-то, – говорит Алекс, – так думают все, когда видят себя по телевизору. Так что не бери в голову.

Мне слышно, как она воркует, издавая тихие успокаивающие звуки. Я не очень понимаю, кому они предназначены – мне или Лили.

– Полная жопа.

– Адам, неправда. Это его работа – быть во время интервью хитрым ублюдком…

– И моя тоже, – говорю я со вздохом. – Теоретически.

– Ты сказал ровно столько, сколько надо было. Я серьезно.

– Я своими ушами слышал, как я сказал: «Что сейчас важнее, так это…» Ну надо же! Кто я такой, гребаный премьер-министр, что ли?

Она смеется:

– Я даже не заметила! Но вот куча «к сожалению», пожалуй, была и впрямь чересчур…

– Ну, спасибо, только этого мне не хватало!

– Перестань! Все было хорошо, даже более чем. Тебе намекнули, что ты хотел выкрутиться, но ты не сдался. Если кому и можно посочувствовать, так это Южной Мерсии.

Я провожу пальцем по экрану мобильника. Ай-ти-ви, Би-би-си, «Скай».

– По крайней мере, мы, похоже, получаем приличное освещение в СМИ.

– Вот видишь…

Она вновь начинает ворковать. Я слышу, как весело гулит Лили.

– Буду где-то через час или около того.

– Здесь у нас проливной дождь, так что осторожнее. Ты сам всегда говоришь, что большинство несчастных случаев происходят в первые или последние десять минут пути…

– Спасибо, мамочка.

– …и у тебя есть еда в духовке и бокал вина, который ждет, когда его нальют.

– Я уже говорил тебе, что люблю тебя?

– Может быть, – отвечает она с улыбкой в голосе. – Кажется, пару раз.

* * *

Шейла Уорд подходит к буфету и наливает себе бренди. Ее руки дрожат, и она проливает несколько капель на серебряный поднос. Свадебный подарок ее родителей. Найджел всегда ненавидел его. Сказал, что это просто посеребренная тарелка, а не чистое серебро. Не «настоящая вещь». Она помнит тон, которым он каждый раз говорил это. Как будто речь шла о ней самой. Как будто она тоже второсортный