Беспокойство подруги заметила Виолетта.

– Эй, ты который день смурная. Что случилось-то? – участливо спросила она.

– Женя пропал. Я не знаю, как и куда, но я чувствую себя в этом виноватой. Я пилила его, хотела, чтобы он быстрее нашел работу, и он пропал… – потерянно ответила Мэл.

– Ой, прям история типичной парочки: ты пилила – он пропал… так, может, он просто завёл себе любовницу постарше? – легкомысленно предположила Виолетта.

– Ви! – гневно воскликнула Мэл.

– Шучу, – тут же примирительно вскинула ладони подруга. – А в полицию заявление подавали?

– Да. И план «Перехват», как всегда, результатов не дал…

– Я не буду пытаться дежурно тебя поддерживать и говорить, что «всё образуется», потому что это тупо. Но, может и правда, всё не так плохо?

Прозвенел звонок, но вместо привычной Любер в кабинет вошёл завуч и с ним ещё один мужчина, незнакомый. Класс встал.

– Так получилось, что Любовь Ильинична приболела, и с сегодняшнего дня неопределенное количество времени у вас будет преподавать новый учитель, Павел Петрович. Знакомьтесь. Павел Петрович, если эти ос… очень бойкие детки будут вас беспокоить, обращайтесь сразу ко мне. Впрочем, с вашим опытом работы проблем возникнуть не должно.

Мэл присмотрелась… и прикрыла рот рукой.

Павел Петрович выглядел как настоящий аристократ, сбежавший прямиком из девятнадцатого века. На нём была накрахмаленная белоснежная рубашка и тёмно-синий жилет, на шее красовался красный шёлковый платок. Короткие седые волосы отливали тёмным блеском, а лицо отличалось чёткостью и выразительностью черт. Он сел за стол, достал из своего портфеля медную кружку и термос и налил себе кофе. Ряды начали удивлённо перешёптываться.

– Вероятно, вы думаете, что я очередной нудный старый пёс, который будет учить вас литературе и русскому языку в соответствии с требованиями нашей прекрасной системы образования… и вы абсолютно правы. А может быть, и нет. Начнем с простого. Вот вас, сударыня за второй партой, – обратился он к рыженькой девочке, – смущает то, что я пью кофе на уроке. Однако я не запрещаю и вам делать то же самое.

– А водку можно? – попытался схохмить главный классный заводила Виталик.

– Можно. Вперёд, молодой человек. Раньше в твоём возрасте юноши служили, воевали и умирали, подумаешь, водку пить, – снисходительно улыбнулся Павел Петрович.

– А если я приду на урок обдолбанный? – не унимался парнишка, отчаянно желая проверить границы дозволенного.

– Пожалуйста, – великодушно разрешил преподаватель. – Только результаты своей жизнедеятельности, если таковые запачкают класс, ты будешь отчищать собственным лицом. – Голос мужчины не изменился, оставаясь всё таким же негромким и благодушным. Даже лёгкая улыбка не покинула его губ.

– Это вы что, мне угрожаете? – слегка опешил наглец.

– Нет, я с тобой беседую, – ответил Павел Петрович и глотнул кофе. – Ну, посуди сам: зачем уборщице прибирать за тобой, таким здоровым лбом? Если ты считаешь, что созрел для того, чтобы потреблять чёрт знает что, значит, и убирать за собой должен уметь.

Виталик недовольно фыркнул, но от продолжения дискуссии воздержался. Павел Петрович с интересом осмотрел класс.

– Если кто-то хочет пить кофе или чай на уроке, пожалуйста. Я даже чайник здесь поставлю. Мы с вами можем проводить время на уроках к обоюдному удовольствию и пользе. Например, вы хорошо отвечаете, учитесь рассуждать, мы с вами беседуем на интересные темы и пьём чай. Вы заводите себе собственную кружку, приносите печенье. Не хотите по-человечески – вы уходите с урока, получаете трояк в четверти и не мозолите мне глаза. Fershtein?

Дети принялись переглядываться и перешёптываться. Павел Петрович вновь оглядел учащихся. Остановил внимание на парте, за которой сидели Виолетта и Маша.

– Раньше мы называли таких людей болванами, потом они называли себя нигилистами, как сейчас называется это мракобесие, что вы так преотвратно выглядите, юные леди? – с усмешкой поинтересовался он.

Мэл и Ви переглянулись. Потом посмотрели на нового преподавателя. Мэл могла поклясться, что этот насмешливый тон она уже слышала, как уже видела прежде эти глаза. Мог ли новый учитель литературы быть одним из прислужников Барыни?

– У нас свободная страна, мы можем ходить как хотим, – смело вскидывая голову, выпалила Мэл.

– Так и запишем, – усмехнулся мужчина: – А, позвольте спросить, свободная от кого?

Мэл попыталась что-то сказать, но Ви одёрнула её.

– Так, барышни. Нравится мне ваше рвение. На чём вы там остановились? Как у нас там Онегин поживает? Хотя, вы должны были уже его пройти. Поговорим лучше о произведениях Николая Васильевича Гоголя. Что читали?

– Мёртвые души. – Мэл насупилась: теперь у неё не осталось никаких сомнений, что это был он, раз спросил про Онегина. Нужно было срочно связаться с кем-нибудь из Червей.

– Очень хорошо, барышня. Давайте вашу соседку послушаем, пусть расскажет нам что-нибудь о Чичикове.

Виолетта встала и начала торопливо перебирать в голове всё, что она помнила об этом герое. Но память подводила. В конце концов, довольно затруднительно рассуждать о произведении, которого не читал. Но Виолетта как раз была из таких, кому это иногда удаётся. Она сделала очень задумчивое лицо и начала свою речь, пока Мэл отчаянно строчила сообщение Тёркину.

– Чичиков очень многогранный персонаж, и нельзя вот так просто говорить о какой-то одной части его личности. Окружение, события, они меняют его… Знаете, вот этот момент, когда нам только описывают персонажа, вот в этот момент ты проникаешься этой единой идеей, которую Гоголь нёс во всех своих произведениях…

Павел Петрович смотрел на Виолетту и улыбался, медленно потягивая кофе и поглядывая на часы. Он выжидал, пока девочка сама загонит себя в яму, доказав, что произведение она не читала. Обычно такие приёмы работают, если преподаватель готов сам порассуждать и порассказывать, общие фразы выводят на диалог, а дальше – только делай умный вид и поддакивай. Павел Петрович знал этот приём. Он дослушал рассказ до конца и задал вопрос:

– Что нёс в своих произведениях Гоголь, я знаю… А вот что вы мне сейчас несёте? – И, пока Ви открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба, продолжил: – Многогранность Чичикова, безусловно… Мне очень нравится тема его искупления в третьей части, а вам?

– Да, конечно, третья часть самая драматическая, там сразу видно, что Гоголь задумывал кульминацию! – оживилась Виолетта.

Учитель встал, подошёл к их парте, быстрым движением руки выхватил у Мэл телефон и вернулся к столу.

– Ребята, фамилии этих двоих, – сухо потребовал он у класса.

– Семёнова и Меньшикова, – мигом заложили одноклассники.

– Значит так, Меньшикова, ваш слог восхитителен, вы умеете обманывать, движетесь в правильном направлении. Я удивлён, что вы читали третий том «Мёртвых душ», который не читал